Письмо

Вечер. 3.III.33. Киев.

Дорогая моя, милая Танюша!

Вчера, как я писала тебе в открытке, была у нас Н.В., которая нарисовала нам ту мрачную обстановку, со всеми ее деталями, в которой приходится жить вам всем и тебе, как матери и хозяйки в частности. Где те розовые краски и приятные мотивы, которыми ты все время описывала нам ваше житье-бытье; на поверку выходит – ужасающие условия жизни во всех отношениях; ты, моя голубка, конечно, правильно поступаешь, ища во всем хорошие стороны, но беда-то в том, что в данном случае так трудно их найти; она так нам описала окружающую вас «гигиену и санитарию», что нас ужас берет, когда подумаем о приближающейся весне, когда распустит всю накопившуюся мерзость; дай Бог, чтобы вы не схватили там какой-нибудь гадости: болеть в ваших условиях и при том, что моя бедная детка одна на все про все, это же ужас, о котором я не могу спокойно думать. Береги, ради Бога, насколько возможно, детей от всяких хворей, которых, как оказывается, у вас уйма разного рода; принимай без стеснения разные меры, тем более, что Маечка в свое время уже не мало пострадала. Как же ты, моя дорогая, не выполнила нашего условия и своего обещания; конечно, ты скажешь, что хорошо сделала не обеспокоивши меня понапрасно; но, подумай же насколько поколеблено мое доверие к тебе: послать телеграмму, что все благополучно, когда обе девочки в таком были тяжелом положении. Слава Богу, что болезнь, вероятно, была захвачена во время и не разразилась действительно воспалением легких. Будь построже в этом отношении с Маечкой, ибо Тасик малыш и, конечно, подражает ей во всем, а та, хоть и большая, еще слишком легкомысленна.

Как-то будешь ты справляться со всем в одиночестве? Конечно, я говорю не о стряпне и приборке, а вот страшно в отношении здоровья, охраны и т.п. Ты удивляешься, что я говорю тебе о помощнице; конечно, я прекрасно понимаю все трудности, сопряженные с ее наймом, но я говорила о ней в том смысле, что, м.б., ее наём мог бы оправдать себя, дав тебе возможность работать и зарабатывать и на нее и на ваши нужды; а раз работы тебе достать нельзя, то, понятно, о ней и речи быть не может при состоянии ваших финансов и вашего неустойчивого положения. Как видишь, я вовсе не думала, что ты будешь сидеть «барыней».

Когда вы были здесь, я все хотела привести в порядок имеющийся у меня замок, чтобы ты, уходя, могла бы закрывать квартиру (раз некому ее сторожить), а так как дело обстоит теперь, вас могут совершенно обворовать; ты пишешь, что такие случаи редки, а Н.В. говорит, что в последнее время они очень участились.

Все это я говорю, точно все уже урегулировалось, успокоилось, и вы остаетесь так или иначе устраивать свое гнездо; между же тем дело обстоит далеко не прочно, и, м.б., даже сегодня (3 марта) все уже выяснилось в совсем другую сторону. Все, что ты пишешь, нас до глубины души взволновало, возмутило и сделало больно, больно; нет слов, чтобы выразить вам обоим нашу горечь и наше желание, чтобы ты, и в частности И.В., получили полное удовлетворение; на это, впрочем, мы плохо надеемся, т.к. в таком случае пришлось бы палку повернуть и действовать другим концом по другому адресу; на деле едва ли это окажется возможным по многим (не вашим, конечно) соображениям. Сердце мое невыразимо болит, когда думаю, сколько еще тяжелого предстоит вам пережить, и как больно, что мы так бессильны вам помочь в полной мере. По-видимому срок, который ты назначила, значительно сократился, и, м.б., через несколько дней все будет решено уже совершенно иначе, т.е. придется сейчас же перевозить к нам детей. (Ты писала, впрочем, о «месяце», который оказывается в вашем распоряжении после 20 февраля). Н.В. говорила, что вы предлагали выписать для этого ее; но не будет ли гораздо проще и удобнее тебе самой привезти их, а затем вернуться и дальше действовать уже с И.В.? Ведь расходы будут одинаковы, а затруднения будут в списывании с нею, когда, м.б., придется действовать очень быстро. Не представляю себе в этом случае, что вы будете делать даже с теми вещами, которые есть сейчас у вас: куда вы их денете? Дадут ли вам возможность устроить свои дела? Да чего теперь все шатко! Давно ли, еще нет и месяца, ты приехала довольная, спокойная (хотя, конечно, абсолютного покоя трудно найти), счастливая от мысли, что будешь устраивать «свое гнездо», и вдруг как снег на голову, посыпались удары со всех сторон, и вопрос еще, когда все успокоится и как пойдет по новой колее. Мне лично кажется, что если бы даже все наладилось, трещина останется, и все равно вам нужно будет думать о вашей дальнейшей судьбе. Прошлое настроение едва ли вернется и едва ли вы будете чувствовать себя вполне хорошо после такой передряги. Ты спрашиваешь, какие пункты намечаем мы: из всех намеченных вами в первом же по этому вопросу письме нам показался более подходящим Н. Нов.; мы вообще слышали о нем хорошие отзывы, папа сам там был, и он ему очень напомнил Киев и очень понравился; осенью был вопрос о переходе туда […] Кост. Р.; по-видимому он имел тоже хорошие сведения, т.к. чуть-чуть туда не уехал; кроме того, он все же не так удален от Киева, как Свердл., Тифлис.

Сейчас ты написала о Воронеже; мы о нем еще раньше думали по поводу переезда Воск.; это же почти родной город Миши б.; о Ворон. тоже имеем хвалебные отзывы от разных лиц и профессоров; между прочим одну очень симпатичную воронежскую пару мы знали в Ек.; от них слышали много хорошего, они очень стремились туда и были счастливы, когда попали туда снова; там же сейчас и Коза-П.; ведь если было бы плохо, наверно, он «сумел бы» оттуда давно уехать; затем еще недавно я читала письмо к Мар. Вас. от Ил-ко, которая раньше жила в 7-ой кв.; они писали и приглашали в Вор. М.В.; описывали его в очень привлекательных тонах; он тоже не так уж удален от Киева, ближе даже Н.-Нов.

Что касается «сытости», то о Н.-Нов. не имеем точных сведений, а о Вор. все говорят хорошо; туда даже ездят отсюда за подмогой. Т.ч. Вор. нам в общем кажется наиболее привлекательным и симпатичным. Что касается Сарат., то город не очень симпатичный, климат не важный: летом жара, зимой холод и адские ветры, потом там же бывает «мгла», что не очень приятное явление; много дальше Ворон.

Что касается Ферганы, то мы по всем статьям относимся отрицательно; там же был Коля Гр., и отзывы его вовсе не ее пользу; климат паршивый, население смешанное: приезжие – элемент неустойчивый, местное – дикое и враждебное; разделяющее расстояние огромно, т.ч. даже страшно подумать, что вы можете уехать в такую неприятную даль. Что касается культурности мест, то, конечно, в данный момент приходится предпочесть сытость, но если можно соединить и то, и другое, то тем лучше. Как будто выходит, что Воронеж имеет больше преимуществ.

Теперь вопрос – где легче устроится, где найдется подходящая «посада»? Есть у вас по этому вопросу какие-нибудь перспективы? По поводу «посад» папа держится того мнения, что сейчас не следует брать на себя административных мест; лучше поискать более скромное и более спокойное, где бы сердце нашло покой и отдых; он задает себе вопрос, не происходят ли все неприятности и раньше, и сейчас из-за его руководящей роли, как не коммуниста? Я не представляю себе, какова у И.В. работа теперь; напр., не знаю, преподает ли он или совсем нет? М.б., было бы лучше перейти на путь преподавания? И тут, конечно, много неприятных случайностей, но все же меньше, ибо и ответственность меньше. С великим нетерпением будем ждать от вас вестей; не стану говорить о том, как мы огорчены и как всем существом желаем вам поскорее найти успокоение и удовлетворение; смотри, дорогая моя, хорошо за И.В.; трудно выдерживать такие номера, надо поэтому помогать хоть лекарствами; не забывай давать ему, что прописано: легче будет сохранить равновесие. Знаю по себе, что в известных случаях только этой кухней и поддерживаешь себя.

Многое еще остается сказать тебе, моя дорогая детка, но уже 1 ½ часа ночи, папа лег, и надо передавать тетке письмо для отправки утром. Целую горячо тебя и деток, которых прошу быть умницами и не огорчать бедную мамочку. И.В. передай наш сердечный привет и искренние пожелания.

Мама.