Письмо

Академгородок, 3 апреля, 1973 г.

Здравствуй, мой Олененок! Моя принцесса-несмеяна! Здравствуй, моя любимая взрослая доченька! Если бы ты знала, как меня огорчает твой грустный-грустный, унылый-унылый голосок… В прошлом письме я подробно писала тебе о тех чувствах, которые вызвали у меня твои письма, и вообще о всяких серьезных делах. А сегодня мне хочется просто поболтать с тобою, рассказать тебе о мелочах нашей жизни.

Ну, прежде всего, как ты уже знаешь, Оксана сдала свои экзамены, получила три «4» и тем самым заработала премию – 100 руб. Сегодня я положила эту сумму ей на книжку, боюсь только, что они там не залежатся. Уж очень много у неё всяких желаний: на 930 рублей! Мы договорились, что если она поступит работать, то первые 4 месяца вся зарплата будет её. Для меня ведь главное – это чтобы она захотела и научилась работать, а деньги что же – как-нибудь проживем… И кроме того в этом случае одеваться и курить она должны уже на свои деньги, а знаешь сколько она выкуривает сигарет? Ого-го! Пока она все-таки настроена «отдыхать». Ну что поделать, пусть «отдохнет» немного, хотя она вовсе не переутомлена. А потом все-таки погоню её работать!

Сама я все болею и болею. Просто не знаю, что со мною случилось. С сердцем и нервами, кажется, справилась, вроде больше они не шалят, а вот эта безмерная усталость остается. Уже часам к 3-4 дня я себя чувствую как дохлая кляча, едва таскаю ноги. Надо что-то делать, но что? Мне колют какую-то бяку (очень больно), делают гальванический воротник, массажируют голову – что же еще?

А 26-го апреля я помашу Вам всем белой рученькой, сяду в самолет (в Москве) и махну в ФРГ. Сегодня звонил М.Н. Руткевич – директор Института Социологических Исследований в Москве. Он – глава нашей делегации, велел поскорее выздоравливать и сказал, что едет нас всего 5-6 человек и принимать нас будут «по I категории», иными словами роскошно.

Золотко моё, если бы только я знала, чего тебе хочется, что тебе понравится, как бы я постаралась купить тебе это! Оксана всегда дает мне целый список вещей, и я честно стараюсь купить то, на что хватает денег. А ты никогда ни о чем не просишь, хотя ты – всегда в моем сердце, я люблю тебя больше жизни. Ну скажи мне хотя бы «из какой оперы» тебе купить что-то: из одежды, из украшений, или сумочку, или шляпу, или парик, или фломастеры, или что-то для дома (картинку, сувенир, чашку, клеенку). Напиши мне, милая, чего бы тебе хотелось? Практически в ФРГ есть всё, что только вообще бывает на свете, и при этом все самое модное. М.б. кофточку? Юбку? Брючный костюм? Какова сейчас окружность твоей груди и бедер? Напиши на всякий случай. Ну, а я постараюсь все-таки выздороветь до 26-го. А в Москву я должна уехать 15-го апреля, п.ч. 17-го выступаю на экономическом отделении Академии Наук в Москве. Это – в первый раз после выборов в член-корры. Боюсь, да и чувствую себя еще неважно. М.б. попробую отказаться.

Сегодня приехал из Москвы дядя Павел и прямо не заезжая «домой», т.е. в гостиницу, с вокзала на вокзал, взял в Институте командировку и махнул в Кемерово. Ах, как много все мы мотаемся по стране! В прошлом году я налетала и наездила 90 тыс. км, и от этого частично моя нынешняя болезнь. Ведь это – более 100 часов, проведенных в самолете на высоте 10 км, это – около 30 взлетов и 30 посадок. Какая нагрузка на человеческий организм! Вот он и ломается, отказывается работать… Через 2 дня Паша вернется, и уж тогда мы с ним поболтаем. А ему сейчас очень-очень трудно, Леночка. С Галей они, кажется, расходятся, во всяком случае, он решительно отказывается жить с нею в одном городе. Квартиру ему пока не дают, уже несколько месяцев он живет в гостинице, а это стоит 2,50 р. в день – 75 руб. в месяц! И ничего о квартире не слышно. С темой работы у него тоже неважно – Абел дает тему, которая Пашке не интересна. Словом, ему не позавидуешь, но он, кажется, не унывает. Он ведь очень большой оптимист.

Тетя Инна сейчас в Ленинграде на конференции по психологии общения. Мы с ней не то что поссорились, ни боже мой, но как-то чуточку охладились, как говорят: «черная кошка пробежала». Это все из-за её статей в сборник, где я – редактор. Одну статью пришлось снять, п.ч. она была невероятно сырая, а она вроде бы обиделась. Но я думаю, это пройдет, п.ч. статья была очень плохая, и когда она её перечтет, то и сама поймет, что не надо было её печатать. Да, наверное, когда вернется из Ленинграда, то все обиды уже забудет.

Ты спрашиваешь о Куте. Она наша любимица. Это совершенно невозможная собака, т.е. просто человеческое существо, только не говорит. Хитра до невозможности, и в то же время – совершенный ребенок, шалунья и проказница. Мы с Оксаной её обожаем, а она, разумеется, нас, да и всех друзей нашего дома. Придешь с работы, а она прыгает чуть не до потолка от радости. И еще научилась служить. Когда ей чего-нибудь хочется, то она сама становится на задние лапки, а передние трогательно свешивает и умильно смотрит своими черными пуговками. Одно плохо: растёт и растёт. Какой же это карликовый шпиц, если её на руки уже едва поднимаешь? Я её все время корю: за что же я 25 рублей платила, ежели ты вовсе даже не карликовый шпиц?

А Сяо родила нынче 5 котят, но я их еще не видала.

Алешенька, посылаю тебе стихотворенье «Попытка утешенья» Юрия Левитанского. Оно попалось мне на глаза, когда мне было плохо до ужаса, и я прочитала его с жадностью: мол, кто и как меня может утешить? Прочла и задумалась, что ведь он прав, и действительно так и бывает. Проходит время, и мы забываем, как горько и тяжело нам было когда-то. Так будет и с тобой. Я верю, что впереди у тебя еще много-много счастья, п.ч. ты его стоишь, заслуживаешь. Почитай эти стихи: они очень мудрые. А сейчас я крепко-крепко тебя целую, жду ответа (до 15 апреля сюда, а потом – на Пятницкую) и остаюсь нежно любящей тебя мамой.