Письмо

3 ч.д. 16.IV.39. Киев

Дорогая Танюша! Тщетно хожу и ищу в ящике от тебя письма, а тем временем извожусь с двух сторон: беспокоюсь обо всех вас, а тут страшно волнуюсь из-за тётки, положение которой нисколько не улучшается, а наоборот, кажется, ухудшается. Я писала тебе, что новый доктор прописала ей хину на 5 дней, в надежде сбить температуру; это было в выходной день, 12-го; накануне у тётки было 39°, утром t° понизилась, и мы надеялись, что эти систематические приёмы хины будут давать свои полезные действия; ни чуть не бывало: 12-го вечером опять было до 40, 13-го ‒ опять 39°, 14-го днём ‒ хорошо, к вечеру ‒ опять 38,9, вчера, 15-го, ‒ весь день нормальная, так что Маргарита, приходившая проведать в 11½ ч.в., ушла спокойная, я, ложась в 1 ч.н., ещё раз спросила как себя чувствует, как t°, ‒ оказалось, что всё в порядке; таким образом, я, почти не спавшая накануне, легла успокоенная, хорошо проспала до 9½ ч. и, проснувшись, послала папу узнать, приняла ли она хину, и каково же было моё удивление, когда оказалось, что в 8 ч.утра у неё t° была уже 38.9; и это утром, чего ещё никогда не бывало; затем t° стала падать и сейчас у неё ‒ 36,5, и она чувствует себя прилично, но вид у неё, когда она спит, совершенного мертвеца, и каждый раз, когда я в это время вхожу к ней, мне кажется, что она уже мертва. Можешь себе представить, как это действует на меня. Истощение её идёт большими шагами, так как она почти ничего не ест; и что меня пугает, я боюсь, ни рак ли у неё, хотя доктора отрицают эту мысль; но невольно приходит на мысль та же Гуриевич, которая недавно умерла от рака желудка: она почти не страдала, но не могла ничего есть, ибо всё, даже то что она сама заказывала, было ей противно, и она ничего не ела. Третьего дня t° обнаружилась настолько поздно, что мы уже не могли позвонить доктору; ей можно звонить не позже 9 ч.в., но этот час мы уже пропустили; вчера решили не звонить, так как всё, как будто, было благополучно; но сегодня я во всяком случае позвоню и спрошу её мнение относительно того что сумбура с t°, который обнаружился после начала нового лечения. Возможно, что она решит положить тётку в клинику, где бы могли исследовать её со всех сторон; пока она находила, что она может лечиться дома; для её больных есть койки в клинике Стражеско, так что с этой стороны лучше, чем мы думали; мы думали, что придётся устраивать тётку на Подоле в малярийной станции; это было бы во всех отношениях неприятно, и тётка этому противилась; может быть, она будет противиться и сейчас, но я не знаю, что же делать? Всё это крайне мучительно; мне почти всё время приходится переживать всё это одной, так как и Маргарита, и папа всё время заняты, а Федя совсем, кажется, впал в детство, и от него нечего ждать помощи; единственно, что он может сделать ‒ пойти в аптеку, не говоря о том, что и душевно, кажется, ему «всё равно», он совершенно равнодушен, никакого душевного участия с его стороны я не вижу.

Вот каковы у нас дела: тревога, беспокойство и полная неопределённость.

Что касается вас, то естественно, что я тоже волнуюсь, здоровы ли вы все, так как все в опасности.

Папа без конца высиживает во всяких заседаниях; я просто уже ссорюсь с ним, до такой степени он изводит себя, точно ему 25 лет! Новый «университет» заберёт, кажется, все его силы; для чего мы с тобой употребили столько усилий, а я переживала и неприятности, чтобы вырвать из сах.-ин? Теперь вместо него новые «обязанности»; я убеждена, что от многих мог бы освободиться, но он находит, что он «всегда так работал и буду и теперь», не считаясь с годами, иначе «надо выходить в отставку»; я и против этого ничего не имею. Вот и сегодня, пошёл на «короткое» заседание, и уже почти 6 ч., а его всё нет к обеду! Просто мука!

Крепко целую всех. Папа просил очень поберечь книгу Цингера; это личный подарок, которым он очень дорожит; боится, чтобы в школе не стянули, так что пусть в школу Маечка её не берёт.

Мама