Письмо

10/VIII 44г.

Дорогая Таточка!

Твое последнее письмо, где ты пишешь о болезни дяди Серёжи, меня очень обеспокоило. Особенно тревожно, что после него вот уже два дня нет писем. Как можно так играть на нервах. Неужели ты сама не догадалась, что после сообщения о том, что дядя Серёжа тяжело болен, ты должна писать каждый день. Я пишу тебе сейчас несколько реже, потому что я почти все время на марше. Например, вчера мне пришлось сделать 32 км пешком, а потом, прибыв на место, для разных дел пришлось сделать еще 18 км верхом. Меня самого удивило то, что после этого я не испытывал никакой усталости. Досадно только, что почти совсем разучился ездить верхом. До сих пор мне приходилось ездить очень редко. Только последние дни приходится ездить почти ежедневно, но не при маршах, а после них с разными делами. Во время марша я мог бы тоже быть на лошади, но я предпочитаю идти пешком вместе с рядовыми потому, что никого из офицеров там не бывает, а меня все любят и пользуются маршем для того, чтобы расспрашивать меня о самых различных вещах. С одним поговоришь на политические темы, с другим ― о его семье, третьему о себе что-либо расскажешь или стих прочтешь и, глядишь, несмотря на трудный поход, все приободрились, собрались кучей и пошли быстрее. Вообще, я предпочитаю быть в среде моих подчиненных, чем в среде офицеров. У тех уж очень много внимания отнимают местные красавицы и поиски возможности выпить и повеселиться, а я к этому до сих пор не пристал. Вообще, если раньше я боялся того, что если я вдруг окажусь один без семьи, то во мне могут проснуться какие-то дикие звериные инстинкты, то теперь, читая твои письма, я начинаю бояться другого, ― мне начинает казаться, что сейчас, пока я один, я сам себя контролирую и мне ясно, что я не допущу ни одного шага, за который мне придется краснеть. Зато я начинаю бояться того, что, если я вернусь домой, то с одной стороны, я подсознательно перенесу часть ответственности за свое поведение на тебя, с другой стороны, мне иногда кажется, что ты способна на то, что после моего возвращения от радости будешь меня больше баловать, чем держать в руках! Это было бы большим вредом для меня. Чтобы этого не случилось, нужно чтобы ты сохранила твердость и силу воли, и смотрела бы на меня более строго. В твоих письмах я замечаю то, что ты снижаешь требования ко мне и хочешь меня направить по пути наименьшего сопротивления. Слова Виноградова ― это или ошибка, ― говорил об Ал. Мих. ― или светская любезность. Чувство долга должно быть выше лени.

Крепко целую.

Подпись