Текст документа: |
19/VII 43г.
Дорогая Таточка!
Сегодня я получил твою фотографию. Это верно, что она красноречивее всякого письма. И все-таки, она возбудила у меня, прежде всего, чувство радости. Так приятно было увидеть, наконец, твои черты. Конечно, вид у тебя очень измученный, но ведь я и раньше знал, что тебе нелегко. Конечно, очень хочется встретиться с тобой хоть ненадолго, но сейчас, дорогая моя, это совсем невозможно. Уехать с фронта я не имею права. Я даже считаю себя не вправе лечь в наш медсанбат на операцию. Более того, в прошедшем марше я имел возможность ехать на машине, правда, мои люди и приборы были бы не со мной. Я и от этого отказался. Во время войны командир не имеет морального права покинуть свое подразделение. Нужно самому учиться и тренироваться, готовить и учить своих людей и заботиться о них. Теперь я добился того, что мои знания во всех областях идут на пользу нашего подразделения. Я все время нужен. Сейчас не до отдыха. Вот-вот мы снова вступим в бой. При таких условиях даже твоя карточка не может изменить моего курса. Не думай, что я мало дорожу тобой, напротив, я не могу показаться тебе … для этого мой долг перед Родиной … . Я уверен в том, что скоро у нас будет возможность встретиться в спокойных мирных условиях.
20/VII
Я очень рад, что тебе удалось поместить дочек в дет. учреждения на лето. Это очень большой успех. Очень хочу, чтобы и ты отдохнула вне Москвы, хоть часть лета. Мы снова воюем. Уже одержали первые успехи. Дела сейчас таковы, что мне не приходится работать. Вычислительные дела бывают лишь при длительных и больших боях. Поэтому сейчас я свободен. Сегодня я узнал о награждении Капицы Орденом Ленина. Поздравь его от моего имени. Сейчас я нахожусь в саду. Тут есть фруктовые деревья и пасека (мы к ним, конечно, не прикасаемся). Сегодня утром тут были немцы. Больше им тут не бывать. Сегодня на марше я много раз думал о тебе. Меня очень беспокоит твое упоминание Ольги Алекс. Дорогая моя, нужно взять себя в руки. Ты должна помнить, что за твоими плечами три ребенка. Что касается меня, так и теперь, и в будущем я целиком принадлежу тебе и твоим детям, и делаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить вашу жизнь. Времена не легкие. В такие времена особенно важно сознание своего долга и неуклонное его выполнение. Что ты без меня тоскуешь, это естественно и законно. Поверь, что я не менее тоскую в разлуке с тобой, но это не дает, ни тебе, ни мне права падать духом. Мои дела сложились так, что я долго не мог тебе писать. Это было вызвано военной необходимостью. Это время я был совершенно вне опасности. Не торопись делать из этого каких-либо слишком далеко идущих выводов. Мое отношение к тебе совершенно неизменно. Ты часто пишешь, что очень беспокоишься о моей жизни. Пойми, что моя работа по своему характеру относительно безопасна. Кроме того, я чувствую, что меня чрезмерно берегут мои начальники. Мне нередко запрещают такие вещи, которые другие постоянно делают в боевых условиях. Наконец, я твердо помню твой наказ ― зря не рисковать. Таким образом, мне относительно немногое угрожает. Очень прошу тебя, дорогая моя, излишне не волноваться. Это ведь только напрасный расход сил, а твои силы сейчас очень нужны детям, Родине и мне. Бери пример с меня ― после ночных походов в 40 км, несмотря на усталость и боль, я сочинял куплеты и даже пел сам под гармошку. Это было нужно, чтобы поднять настроение. Вот образцы этого творчества:
на себя
Наш топограф, сто кило,
Не боится ничего.
Пушка-гаубица сначала
На топографа напала,
Повредила себе щит,
А топограф цел стоит.
Раз подвода с ценным грузом
На него полезла пузом,
Чуть не ссыпалась в кювет,
А ему и горя нет.
Если ж сядет на подводу,
То подводе тут невзгода, ―
Иль свалилась под откос,
Иль никто ее не свез.
Твердо знают кучера ―
Не вози топо-добра!
Рассердился раз конек,
Отдавил ему сапог.
Но и это не беда,
Наш топограф хоть куда!
на мелодию народной песни
Немецкий генерал
На Грозный наступал,
Жестоко на пути
Все истреблял.
Но был он там побит.
Назад теперь бежит,
От страха день и ночь
Теперь дрожит.
И пишет он домой
Из Гродно: "Ой-ой-ой,
Я в Пруссию лечу
Теперь стрелой".
Он не спасется там,
Он попадется сам,
И расправляться с ним
Придется нам!
|