Письмо

6 ч.в., 5.III.35. Киев.

Дорогая моя Танюша!

Пишу тебе, не дождавши твоего письма, т.к. просто хочется побыть с тобою и поделиться новой неприятностью, которая будет также неприятна тебе, как и мне; правда, в ней нет ничего трагического, но все же она меня мучит и совершенно портит настроение, которое и без того было не ахтительное. Дело в том, что вчера я случайно констатировала исчезновение пакета со всеми Вашими, Юрика и др. фотографиями; помнишь, большие фотографии, сделанные Губчевским; они, как ты, вероятно, помнишь лежали всегда в корзине, которая стояла в коридоре под замком; потом, когда Вы ту корзину забрали и переложили все в другую, не запирающуюся, она стояла у меня под ломберным столиком; и с тобой, и с Марг. мы не раз их оттуда вынимали и рассматривали. И вот вчера, когда я полезла в нее за своими эмалевыми красками, я сейчас же увидела, что пакета нет; представляешь себе, как это меня поразило и огорчило! Стала всюду искать, думать и гадать, где бы он мог быть; ничего придумать не могла, а поиски ни к чему не привели; искали все (папа, тетка, К.М.) всюду, и все напрасно. Исчезновение является загадкой; кто, когда и зачем мог его унести? Все содержимое корзинки цело; значит, забрал не вор, да и вор прежде всего полез бы в шкапы, которые ближе и богаче этой корзины, тогда кто же? Ответить на этот вопрос никто из нас не умеет. Думала я, что, м.б., уезжая и принимая по внимание, что корзина не заперта, я отдала его на хранение тетке, но тетка тоже все перерыла и ничего у себя не нашла. Очень тяжело поставить на этой потере, как уже поставлено на многом другом, точку, и я никак не могу успокоиться, сказав себе, что потеряно много больше того; но лучше бы я потеряла остатки более ценного денежного, а не эти воспоминания более счастливого времени, Вашей молодости, полной надежд и счастливых переживаний. Меня успокаивают, говоря, что они найдутся, как находилось многое яко бы пропавшее, но я могла бы согласиться с этим, если бы дело касалось мелкого предмета, который легко засунуть и забыть, но ведь это был большой пакет, требующий и большого места, почему и лежал к корзине, а не в комоде; перерыли мы решительно все и у меня, и у папы, но увы нигде ничего не нашли. К.М. все еще думает, что, м.б., они у тетки, которая со временем их найдет; я на это не надеюсь.

Ну, теперь реши – кто мог это сделать, кому интересны чужие фотографии, какую материальную ценность они представляют? Ясно одно, что кто-то их взял из корзины; если я, то зачем, куда я могла их переложить? Единственно – отдать тетке на сохранение, но я этого факта решительно не помню, она тоже. Я решила, что это Бог меня наказал за то, что я не отдала И.В. твоих фотографий, когда он меня просил, но я это делала именно, боясь, что у Вас они будут в меньшей сохранности, чем у меня. И вот такое горе!

Твоих фотографий там, кажется, было меньше других, а вот Мар. было много и Губ., и Н.А. Петрова, были Юрика и еще какие-то. Надо утешать, конечно, себя тем, что другие давно потеряли больше того, напр., тетя Мар. и дядя Женя ведь потеряли решительно все фотографии своих любимых.

Прости, голубка моя, что ко всем твоим неприятностям прибавляют еще одну, зная, что тебе это будет больно, но я так привыкла делиться всем с тобою, что не могла и на этот раз не поискать в тебе сочувствия.

Что-то делается у тебя, дорогая моя? Успокоились ли или, лучше сказать, оставили ли Вас в покое или наоборот – выбрасывают Вас и из этих клеток? Ты писала 26-го, что ждешь на другой день решительных событий, и вот о них-то и жду с нетерпением письма. А м.б., ты получила работу и занята ею? Если бы! Ты этим подняла бы свое настроение и поправила бы свои дела. Здоровы ли все? Это главное.

А вот у Марг. не очень тоже благополучно. Я писала тебе, что у Мишука находят аппендицит; третьего дня она снова водила его к доктору, который подтвердил прежние диагнозы и сказал, что безусловно надо сделать операцию, чтобы не упустить времени; теперь она, при помощи д-ра Ол., хлопочет о том, чтобы его положили не в Ал-скую больницу, а в б. Евангельческую – теперь водников; тут работает Архимович, большой приятель Ол., который его хвалит, да я и от Ек. Ал. слышала о нем наилучшие отзывы; он, кажется, оперировал и Тоню Бук. в прошлом году; помнишь, мы его приглашали к Маечке после того ужасного, так памятного мне, случая; он мне очень тогда понравился; потом я еще звала его к себе из-за своей ноги. Операцию хотят делать теперь же, чтобы до лета он мог настолько оправиться, чтобы летом уже получить все права здорового человека. Понятно, Мар. очень волнуется, боится, а вдобавок беспокоит ее и денежный вопрос; она думает, что на это дело надо иметь не менее 200 р. Откуда их взять? Сейчас папа дает на лечение ее самой; вероятно, не обойдется без его помощи и в Мишином случае. Что касается М.М., то он относится к этому вопросу совершенно индифферентно; не принимает участия в обсуждении вопроса о выборе больницы, доктора и т.д., тем более его мало интересует вопрос, где же взять денег? О том, что мальчик каждую минуту находится под угрозой, его тоже не трогает. Удивительный человек! Вообще его поведение весьма странное, наводящее и Мишутка на размышление…

У Марг. в ее клубных делах тоже неприятность; дело в том, что в наших газетах появились довольно обстоятельные статьи об их работе с момента начала ее; и вот в этих статьях почему-то о Марг. не сказано ни слова, между тем как она работала не за страх, а за совесть и не мало вынесла при постановках опер на своих плечах; между тем к ней отнеслись, как к quantite negligeable; конечно, это ее очень обидело; вчера она должна была говорить с завклубом, готовая немедленно подать заявление о своем уходе. Как видишь, «в кажинном доме свое», как ты вспоминаешь. И так ведь, у всех.

М.б., Вы по газетам знаете, что и Горн. ин-т попал в опалу, и сейчас там настроение тревожное, тяжелое. Между прочим опять говорили о том, что Гор. ин. будет куда-то переведен. На этом основании папины благожелатели из Пед. ин. (Вал. Ив., Кон. Пет. и др.), который покидает проф. Лин., снова взялись за его обработку и перетягивают его в Пед. ин.; пока ни папа, ни я не очень-то склонны на такую перемену.

Сейчас был почтальон, но ничего мне не принес; кончаю, чтобы передать письмо папе для опускания в ящик, когда папа пойдет на вечерние лекции.

Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая; не сердись, что огорчила тебя с одной стороны и не сохранила того, что тебе было дорого, с другой. Поцелуй за меня крепко девочек; никак не удосужусь написать Тасику. Ты не забудь мне ответить, получила ли мое заказное от 19-го.

А у нас снова зима – холод, ветер и снег, у Вас, верно, еще хуже. Пожалуй, шапку Маюхе все-таки придется покупать!

Сердечный привет И.В. Жду, жду вестей.

Твоя мама.