Письмо

3/VI

Родненькая моя Танюша! Нет и слов, чтобы описать тебе мое душевное состояние, но тебе их и не нужно, все понятно и без того! Вижу из твоего письма, насколько ты глубоко и сердечно проникаешь в самую суть; иначе правда и быть не могло; зная тебя, твою исключительную чуткость и сердечность, я и не могла встретить иного отношения, но все же меня глубоко тронула та быстрота, с которой ты реагировала на произошедшее! Твое письмо, в кот. я нашла столько понимания и сочувствия было дуновением нежного ветерка на открытую и горящую рану! Трудно мне сейчас, бесконечно трудно! Я креплюсь, молюсь, надеюсь… Не знаю, уймется ли эта боль и эта тревога со временем, или нет… Едва ли! Ведь каждая минута может привести к роковому концу! Так что тут успокаиваться нет оснований, и привыкнуть к этому сознанию невозможно. - Уже уезжая, на вокзале, Мишута сказал мне, что все же лучше свергнуться сверху и с громом погибнуть, чем тебе вспорят живот штыком в пехоте; рассказывал, что бомбардировщики при падении зарываются на 5 метров вглубь земли. Так что сверху остаются на земле только парусиновые крылья… Говорил о том, как близко от их училища погиб Пионтковский, и как вообще сравнительно часто возили мимо них разбитые машины. Очевидно, он и сам был полон этими мыслями, и нас хотел настроить соответственным образом, чтобы мы не рисовали себе перспектив в розовом свете. Отныне над моей жизнью и над его, - стоит действительно «тьма и тень смертная», о кот. гов. в писании. (Вот ждали, ждали окончания училища, как счастия, и что оно принесло! Ужас и горе!) Представь себе, что в тот день, когда пришло твое письмо (первое), из кот. мы уже поняли, что надежд на оставление в Москве почти нет,- мне снился сон, будто я иду около нашего дома с букетом цветов, потом вдруг у меня в руках оказался не букет, а пучок полыни, и еще 2-й пучок зеленого хруща! А все смотрю и изумляюсь, куда же делись цветы! – Когда я на другое утро получила еще и твою телеграмму, то действительно ощутила в сердце полынь, сразу поняв, что это значит! Ты совершенно правильно поступила, прислав телегр., за что большое, большое спасибо! Благодаря ей, я смогла немедленно принять меры и освободиться от репетиций, назначенных на пятницу и субботу.

Еще хотела тебе объяснить относительно нашего разговора по телефону. Я ничего не слышала из того, что ты говорила, и потому прервала разговор раньше времени. Это был отвратительный способ разговора по радио.

Я тебе очень, очень сочувствую в твоей перегрузке, и не могу нагружать тебя писанием писем. Но что необходимо, то это посылать заказным 2-3 строчки виде телеграфного сообщения, а не морить людей полной неизвестностью о ходе и положении дел! Это каменное молчание способно привести в исступление, когда ждешь и томишься неизвестностью!!!

Относительно юбилейной телегр.: она пришла чрезвычайно вовремя, в 9 1/2 ч. веч. она уже была на месте. Так что чудно все получилось.

- Ты еще интересуешься подробностями о пребывании Мишуты. Он пробыл у нас 1 1/2 суток: с 3-х ч. дня пятницы до 12 ч. ночи субботы. Он рассчитывал ехать в воскресенье, но неожиданно выяснилось, что будет 2 пересадки, и на 2-й нужно сидеть 12 часов! И если он их просидит, то не поспеет в срок, значит, пришлось уехать на сутки раньше! Из М. он вырвался с трудом в большой суете и спехе, за 20 м. до отхода поезда купил единственный билет в мягком. – В Киеве, он 1-й вечер