Письмо

31 окт.

Милая, родная Танюша! Хочется поговорить с тобой, уж очень много накопилось за это время, чем хотелось бы и поделиться, и посоветоваться, но все казалось, что вот-вот выяснится что-ниб. определенное с моей работой, и тогда я уж успокоюсь, и напишу. Но очевидно, нужно быть еще более терпеливой, или просто даже мудрой, в том смысле, чтобы ни на что не надеяться, и быть спокойной, что сознательно приносишь свою карьеру и свои интересы в жертву сыну, или даже скорее своему чувству дома перед ним, т.к. сыну-то м.б. это и совершенно не нужно. Так я отказалась от Луганска, а теперь, затеявши поступить в Оперн. Театр здесь, - убедилась, что работая в нем, нужно в такой мере отдать туда все свои силы, и все время, - что это равносильно моему отъезду в другой город. – Кроме того, я за это время увидела и почувствовала там хитросплетения, противоречия интересов разных заинтересованных лиц, и поняла, что для того чтб. туда попасть, нужно вести длительную и систематическую борьбу, имея при этом верную и крепкую руку. Ее у меня нет; приобретать ее слишком дорогой ценой, - нет смысла. – Лепить самой, и безуспешно, переживать большие волнения и в результате – разочарования – зачем? Я уж совсем устала за это время. Хотелось бы правда приобрести «марку», чтобы заслужить уважение и настоящее отношение среди музыкальной публики, - но принести в жертву этой марке все, и сына, и семью, - глупо. Не утешит меня моя личная карьера, если Миша разболтается окончательно, и не будет человеком. Какой ужасный укор всей моей жизни будет! Сейчас же я слежу за ним и уделяю ему все мои силы. Правда я не уверена, что сила моего желания сделать из него достойного гражданина,- и все приносимые мною личные жертвы, - дадут пропорционально соответственный результат. И если дадут, все равно, не осмелюсь приписать его своим заслугам! Но все же – будучи честной по отношению к нему и к себе, как к матери, - не могу поступить иначе.

Ты, верно, знаешь от мамы, что меня хорошо встретил главный дирижер Дронишников, распорядился попробовать меня на 2-х операх: Риголетто и Евг. Онег. Назначил день для Ригол., я сыграла на репетиции хорошо, дирижер (другой) дал благоприятный отзыв. Оставалось сыграть Онегина, и вот уже целый месяц мне не дают репетиции; тот дирижер, кот. ведет Онегина уехал на время, а второй – Гончаров – под разными предлогами отказывается; чувствуется личное предубеждение, настойчивое нежелание. А почему? Вчера раскрылось. Оказывается (из фельетона в Киевск. газете «Вести»), что там все свои люди. «Нам чужих не треба». А особенно русских: «Нам варягов не треба». Такие у них установки! Не мне бороться с ними! Плетью обуха не перешибешь. Но представь себе, какая подлость, - уже сознательная! Этот же Гончаров (украинец) дал обо мне отрицательный отзыв, не зная, и не слушая меня. Это мне сегодня передали, что слышали такие разговоры. Теперь нельзя с этим мириться, нужно идти опять к Главному Дирижеру и нельзя принципиально мириться с таким концом дела. Вот и лезь в это болото! Только запачкаешься и испортишь себе репутацию! – Ах, как это тяжело, знать, что ты не хуже других, и переносить такие щелчки везде.

Такую же приятную встречу я имела и в филармонии, только в другом роде, только долго описывать.

Пошла в ДК, - почти отказ. – у нас все штаты заполнены; но придите дня через 2!

Единственная реальная возможность – Клуб железнодор. – за Байков. кладбищем. Езда туда трудная. Чести там быть очень мало. Я почти отказалась уже работать там. Завтра еще поеду опять в ДК, должно быть это уже не меньше, чем в 9-ый раз!

Это письмо я продолжаю через 4 дня. За это время я узнала, что в Опере дирижер, кот. со мной не захотел репетировать и дал дурной отзыв, уже поставил в оперу другого пианиста. Я вчера разговаривала там, ходила по этому поводу. Все мои разговоры бесплодны, да и говорить не с кем. Все отнекиваются «моя хата с краю». Ну, довольно об этом, уже и так сколько заняла места.

Я очень рада была узнать, что девочки поступили в кружки, и что Маечка довольна и интересуется. Что Танечка не ходит, по-моему это даже хорошо. Ей и нужно еще больше играть и отдыхать, ведь она так рано начала учиться, что ей нужно давать отдых от умственного труда.

Я очень мечтаю о каком-то далеком и неопределенном будущем, когда бы мы могли жить все вместе, одной семьей. Все раньше еще казалось, что так много еще впереди, и казалось, что жизнь стоит на одной какой-то точке. А теперь видишь, как мчится время, и не вернешь всех тех дней, что проходят в разлуке. Я все думаю, что я непременно должна жить с Вами, когда Миша будет учиться в Москве. Но ведь даже неизвестно, действительно ли он сможет попасть в Москву! Правда, он несравненно серьезнее стал заниматься, но все же это еще не то, что должно быть.

Я думала набрать денег, чтб. приехать на зимний перерыв, но из-за задержки с работой, - не смогу.

Интересно, как у Вас получился ремонт? И в какой цвет покрасили каждую комнату? Мы покрасили кабинет в мягкий зеленый цвет, очень красивый, а верх более темный. Потолок белый. Это стоило 95 р. – Починили матрац М.М. Поставили новую материю и весь матрац переделали. Теперь ему ровно и хорошо спать.

Я понемногу стараюсь приводить дом в порядок, чтоб уютнее и приятнее было в нем проводить время. Пока я свободнее от работы, употреблю старания на это. Но мебель в вопиющем виде, и материи нет, а из кресел прямо сыпется трава.

Много, много можно рассказывать относит. спутников нашей жизни: Стаси с семьей, а также и В.Гр. Но это бесконечно еще нужно писать. Напишу в другой раз, п.ч. поздно, и рука болит. Одно скажу, В.Гр. меня сильно раздражает, хотя и ничего достойного порицания не делает. Просто надоела вся эта бессмысленная история, и я твердо веду к концу, без всякого труда над собой. Но он совсем не понимает, или делает вид, что не понимает, коренной перемены. Внешне, конечно, все очень мило. Да и не за что мне быть к нему резкой или грубой.

М.М. стал значительно милее, м.б. от того, что со Стасей тоже история кончается. А во мне все же он видит верного неизменного друга в тяжелые минуты жизни, также как и я в нем в решительный момент всегда не ошибалась. А во Вл. Гр. наоборот, вижу часто разбросанность и не достаточную серьезность по отношению к разным жизненным положениям и вопросам. Это не относится к его отношению ко мне; но его вечный энтузиазм тоже как-то неестественен и утомляет; уж не знаю, как на него и реагировать. Не вяжется в моем представлении о таком большом чувстве, как он рассказывает, – все его поведение, устройство жизни и то, что он лично мне ничем не помогает устроить мою жизнь немного приятнее для меня. Например: 3 года у меня голое окно, без штор, без занавески, вечно мне в глаза ночью светит фонарь с улицы, я каждый вечер лезу завешивать тряпками окно. А днем меня огорчает голый вид окна, и он прекрасно это знает, я часто жалуюсь, даже против воли. - Неужели нельзя постараться устроить мне что-ниб.? При таком-то «сверх естественном» чувстве? Для меня это непонятно – если я так любила, то все сделала бы. Для меня радость сделать для обоих Мишей, что только могу. А он что же спит? Очевидно, скупится или нет энергии. Ну и не нужно. А меня это возмущает в конце концов, когда подумаешь. Я раньше не думала, а теперь подвела итоги и пришла к неожиданно-неприятным выводам. А ты, что скажешь? Или я мерзну без кашне, потеряла портмоне, украли, а это все проходит мимо него. В лучшем случае принесет 100 гр конфет!!!

Целую всех Вас крепко, крепко. Очень люблю и всегда помню. Сердечно сочувствую во всем. Оба Миши шлют поцелуи и привет.