Письмо

9 ч.в. 8.I.37.Киев.

Дорогая моя, милая, бедненькая Танюша!

Какую тяжелую встряску ты пережила! Неудивительно, что и на другой день ты была совсем разбита. Почувствовала ли Майка, до чего довела тебя, раскаялась ли и старается ли вести себя хорошо? Грустно очень, что она, такая уже большая девочка, совершенно вообще не ценит, а в этот раз в частности не оценила твоих громадных всяческих усилий, чтобы доставить ёлкой им такое большое удовольствие, не почувствовала благодарности и не постаралась в свою очередь быть тебе приятной, а наоборот довела тебя до такого тяжелого переживания. Если это не секрет, то напиши, что такое она натворила? Я не могу себе представить, но думаю, что, вероятно, достаточно серьезное, если могла этим вывести тебя из твоего обычного равновесия. Теперь, успокоившись, ты вернее оценишь весь инцидент; папа думает, что ты, м.б., преувеличила ее вину, восприняв ее своими до нельзя натянутыми за последнее время нервами; если это так, то надо тебе непременно обратить на себя внимание и подлечиться. Если же ее вина действительно так велика, что же делать? Не хочется допускать мысли, что она уже так испорчена, что ничем нельзя на нее воздействовать. Все же до сих пор как будто она не представлялась такой неисправимой девочкой; интересно, как она повела себя после твоего припадка? Поняла ли, какой ценой ты оплатила ее дурное поведение? Как ведет себя сейчас? Как хорошо я понимаю твой вопрос – кто кого наказал? Конечно, такие случаи гораздо сильнее отзываются на нас, перевертывают душу наизнанку и остаются в памяти на всю жизнь. Дай Бог, чтобы это было в первый и последний раз. Как восприняла и вину Майки, и твой припадок Тасенька? А И.В.? Как он оценил проступок Майки? Я считаю этот случай очень серьезным, а потому мне бы хотелось знать хоть некоторые детали. Буду ждать с нетерпением ответа и надеюсь получить его скоро. Последний обмен письмами просто чудесный: ведь я отправила галстучки 5-го, а 8-го часов в 6 я уже имела ответ на свои письма; ты, конечно, ошиблась, пометив в своем письме «8-ое», это было 7-ое, т.е. вчера; а сегодня я уже пишу на него ответ. Удивительная быстрота!

Я бесконечно рада, что шубка выходит такой хорошей, теперь только надо как-нибудь поговорить с «няней», чтобы она за ней присматривала, чтобы и ее не потянули, как и галоши, и шапку, и беретку и т.д.; я не нахожу, что за воротник ты заплатила чрезвычайно дорого, если, как ты пишешь, он такой хороший; интересно, во что она обойдется? Шила ее мать Т.? 70 р. за работу шубки и шапки тоже по нынешним ценам вовсе не так дорого; сколько же пришлось тебе доложить своих к 200 р.? Теперь, когда относительно Тасика твоя душа успокоилась, подумай о себе и из первой же получки согрей свои бедные ножки. Неужели это простые валенки стоят 150 р.? Вот адские цены!

В твоем предыдущем письме одно место мне не понятно: говоря о воротнике на шубку, ты поминаешь какого-то «дяденьку», причем говоришь «наш дяденька», и что он к Вам «теперь не ходит»; кто же это такой? Не пойму, как не стараюсь додуматься, напиши.

Ну, и выкинул штуку Т-о! Ларчик, значит, просто открывался! Представь, у меня мелькала такая мысль, но именно мелькнула и больше, конечно, я на ней не останавливалась, не допускала. Очень жаль М.Н.; что же она будет теперь делать с такой семьей? И на что же рассчитывает он? Он же безработный, как же будет он содержать теперь две семьи? Что же представляет из себя эта «кузина»? Виделись ли Вы с ним? Какое впечатление он производит и как себя держит? До чего обычным явлением стали такие случаи, как легко к ним относятся, как мало над ними задумываются! И сколько страдающих от них происходит! Главными страдающими являются, конечно, ни в чем не повинные дети, о жене уж и говорить не приходится; ведь у них, кажется, мальчики уже довольно взрослые; хороший пример подает папаша.

Жалко и бедную Нас. Карп.; я ее хорошо помню; положение тяжелое и почти безвыходное; положение женщин в этом отношении стало еще хуже, чем было раньше, ибо теперь люди распустились, стали на все эти дела смотреть легко в надежде, что все можно легко исправить, а теперь вдруг строгости пошли во много раз большие, чем раньше; предупреждать же «события» в обстановке новой жизни (10 человек в одной комнате!) до крайности трудно. Что же делать?

Я тебе, кажется, уже писала, что Кот. Губер. женился; мы были у них 6-го, и бедная Луиза Пав. уже в величайшем волнении, ибо невестка себя плохо чувствует, ее тошнит, голова кружится и т.д. Что делать? Очень всех таких попавших в беду жалко, а помочь не можем.

О Феде могу сообщить Вам успокоительные вести: квартиру он получит, только пока еще не выяснилось, где и какую, а также с Мурой ли в одном доме, или ему дадут в городе; но слава Богу, что хоть где-нибудь получит; все же в сарае им придется пожить, вероятно, до весны, т.к. новый дом не готов, а если дадут в старом, то надо делать большой ремонт, что зимою почти невозможно.

Я не помню, писала ли я тебе, что надежды на прибавку жалованья нет и не будет «до осени», так, как я и думала! С 13-го у папы начинаются зачеты и придется вставать ежедневно в 7 ч. утра, а освобождаться папа наверно будет не раньше 7-8-ми вечера.

Радио наше работает и звучит хорошо, когда ему не мешают разные обстоятельства; на днях придет к нам Кованько (он сделался специалистом), который даст некоторые советы. Нам очень мешает новая стойкая станция имени Косиора, забивает многие другие.

Надо кончать, ждут пить чай.

Крепко, крепко целую тебя, моя голубка, за себя и папу; желаем тебе не переживать больше таких тяжелых моментов; воображаю, как это отозвалось на твоем сердце!

Поцелуй за меня Тасика, а уж Майку по твоему усмотрению, по заслугам; она, конечно, я знаю к моим поцелуям относится отрицательно, а я не могу кривить душой, когда я на нее сержусь, а сейчас не сердиться я не могу.

И.В. наш сердечный привет.

Твоя так понимающая тебя мама.