Письмо

11ч.утра 3.V.39. Киев

Дорогая моя, милая Танюша! Хотела ответить на твоё письмо вчера же, но так и не вышло; надеюсь, что сегодняшнее ‒ сегодня же и пойдёт. Ты пишешь, что мои письма, со времени помещения тётки в клинику, «разредились»; это произошло потому, что совпало с уходом от меня работницы, от чего я стала загружена всей работой; не думай, что я много вожусь с приборкой, наоборот, я теперь зачастую не прибираю по три дня; и всё же выходит, что целый день кручусь, как белка в колесе; письма тёте берут у меня немало времени, ибо хочется доставить её хоть маленькое удовольствие; помощником (почтальоном) у меня ‒ Федя, а это человек, который по собственной инициативе ничего не сделает; иногда приходится кое-что (не съедобное) ей посылать, воду минеральную посылаем ежедневно; и пока всё это обдумаешь и снарядишь, времени уходит порядочно. Видеться с тёткой и после 1-го мая нельзя: горловых болезней в городе такая масса, что и на май посещения отменены. Я всё-таки пишу тебе чаще, чем ты получаешь мои письма или открытки; писала уже тебе, что говорила с Женей по телефону; говорила с ним и Ал.Ив.; к сожалению, и мне, и ей он ответил одинаково: «ничего утешительного»; о раке не говорит, хотя обследований сделана масса, видел её и Архимович, а просто Женя говорит ‒ «желчнокаменная болезнь», очень устарелая и запущенная, печень превратилась в серозную массу, образовалось много соединительной ткани, бороться со всем этим они не в силах; поэтому, сделавши всё, что было возможно для установления диагноза, 4-го или 5-го он собирается её выписать. Узнавши от тётки, что сегодня(?) в первый раз после болезни должен быть в больнице доктор Иванов, я просила Ал.Ив. устроить так, чтобы он осмотрел и Нину; мало, конечно, я надеюсь на этот осмотр, но «утопающий хватается за соломинку»; кроме того, я просила Ек.Ал. поговорить с Женей и узнать от него ближайшие перспективы; на мои прямые вопросы он или отвечает уклончиво, или не отвечает совсем; между тем, ты понимаешь, что мне и всем нам далеко не всё равно: сочтены ли её дни, или она может ещё сколько-нибудь потянуть. Как я писала тебе, она была хорошо настроена, чувствовала себя неплохо, начала питаться, как вчерашняя записка опять повергла меня в грусть и тоску: опять t° 39,5, опять невозможность есть, опять очень угнетённое состояние; малярию отвергают совершенно, а t° объясняют закупоркой желчных путей; об операции нет и не может быть речи.

Если ей суждено скоро уйти от нас, то мне хотелось бы, чтобы последнее время она прожила дома, ведь в больнице всё равно ей ничем не помогут. Сегодня в 5ч. буду говорить с Ал.Ив., которая обещала к тому времени что-нибудь узнать. О состоянии моего духа говорить тебе нечего, ты сама его понимаешь; очень, очень тяжело, и как ни убеждаешь себя, что наш возраст таков, что не гарантирует ни одного дня, и что надо быть готовым в далёкий путь, а какой-то другой голос заставляет сердце сжиматься и не находить себе покоя…

После разговора с Ал.Ив., если она скажет что-нибудь значительное, напишу тебе ответы.

Сегодня должна быть у нас днём Мура, которая будет в больнице у Ол.Мих. и поговорить сней по телефону, так как и там посещения запрещены; Ол.Мих. ещё несколько дней будут подвергать обследованию; делать операцию она не хочет; я собственно не понимаю, как в таком серьёзном случае могут основываться на желании или нежелании больного; ведь это такой случай, что каждую минуту она может умереть, если не сделают раньше операции; очевидно, сомневаются в наличии самого факта ‒ внематочной беременности.

Как теперь у всех почему-то много горя и всякого рода забот, а казалось бы, теперь-то и жить, и радоваться!

Вот у Мити дела получше! Вы, может быть знаете, что уже с февраля месяца в его судьбе начали намечаться новые пути, и вот сейчас дело совершенно определилось в таком виде: его требуют безоговорочно явиться в Москву, в Кремль; все его здешние дела, служба и институт, прерываются; он должен будет два года пробыть на каких-то курсах, а дальше уже не знаю, куда направит его судьба. Вот вам и Митя! Вчера вспоминали, как его гоняли, когда он чуть не по целым дням тренькал на балалайке; вот молодчина! От Муры, может быть, узнаю подробности и напишу вам.

Вчера по телефону не успела даже спросить Муру о здоровье и её, и Зах. Вообще, знаешь, такая гонка идёт, как-то во всём и у всех, что голова, особенно старая, идёт кругом, и никак всего не выполнишь.

Жду с большим интересом Зину; интересно, получишь ли вовремя моё письмо и открытку насчёт пиперазина; у меня так болят ноги (и подошвы, и колени, и вообще вся нога), что я ухватилась за этот совет Ад.Мак., и жду этого спасительного средства с величайшим нетерпением. Кстати, что же ты ничего не пишешь о эозине? Надо торопиться, а то, пожалуй, и у П. не получишь. Вообще, не пишешь ничего о псоре.

Как я буду рада, если удастся вам поставить ванну! Вот ушла бы Прог., как бы хорошо вы могли устроиться!

Говорила ли ты по телефону с Мар.Вас. Балиной? Адрес её: ул. Рождественка и […] Кисельного, д.7, кв. 19, тел. 1-9-16-86. Они ведь уже переехали в Москву, поменявши квартиру в Лен. Получила ли ты моё письмо, в котором я писала об этом для твоего свидания по обмену?

За Тасю и Маюху радуюсь; может быть, хорошие успехи заставят Маюху выбросить из головы всякую дурь и закончить школу; за такую перемену можно ей ещё дать премию.

Как хочется всех видеть, но что нас ждёт впереди? Ужасно больно и грустно!

Пока никого найти не удаётся, но с помощью благорасположенных людей устраиваемся, не голодаем, здоровы; была бы только здорова душа!

Интересно, у каких это ваших соседей была такая весёлая панихида? Кошмар!

Радуемся вашему относительному благополучию и от всей души желаем и на будущее время сохранить душевное равновесие. Крепко-крепко целую вас, мои дорогие, и с нетерпением жду момента свидания. Но ведь вам надо будет употребить героические усилия, чтобы перевезти всю компанию!

Мама