Письмо

8 ч.в. 20.IV.39. Киев

Дорогая моя, милая Танюша!

Только что получила твоё письмо от 18-го; горячо целую тебя, очень меня трогает твоя готовность и настойчивость в оказании мне помощи. Скажу сейчас тебе в каком положении дело; вчера весь день прождали напрасно доктора, но она так и не приехала, так как не удалось ей освободиться; сегодня утром в 8 ч. уже звонила к ней и, слава Богу, удалось поймать её; очень извинялась и обещала непременно приехать, что и выполнила в 3 ч.д.; вот результаты вызова: хинизацию велела прекратить, чтобы дать отдых, но ввиду продолжающихся скачков t°, предположила, что, может быть, где-нибудь есть фокус, которого ни Э.М., ни она не улавливают, а потому необходимо при первой возможности, хотя бы завтра, поместить её в клинику, где будут немедленно произведены всякие анализы, сделаны снимки и т.д.; поэтому она тут же написала ордер, по которому тётку должны взять на первую освободившуюся койку; ордер дан на больницу водников, и так как из разговора она узнала, что мы так хорошо знакомы с Женей Гукр., то была очень довольна, так как Женя как раз распределяет койки во всей больнице; сказала, что если мне удастся сегодня поговорить с ним, то, может быть, он даже завтра устроит тёткин переезд в больницу; Сейчас я сижу у телефона и жду его звонка; я хотела сама зайти к нему, но потом мы с его женой решили, что он позвонит мне, как только придёт домой, то есть в 7 ч., а вот уже и 8, а звонка нет; волнуюсь, удастся ли поговорить? Если нет, то завтра утром (это, впрочем, во всяком случае) надо кому-нибудь снести туда ордер и узнать, когда именно можно привезти тётку. Докторша продолжает настаивать, что имеем дело с малярией, к которой что-то присоединяется; отсюда, может быть, скачки температуры; вчера весь день была t° нормальная и самочувствие приличное; вечером t° была нормальная, а к утру, очевидно часов в 4-5 утра t° стала подниматься, дошла в 10 ч.утра до 39,2, а там стала спускаться и сейчас ‒ 36,5; на мой вопрос сегодня доктору можно ли надеяться на победу над малярией, она ответила категорически: «Я в этом убеждена». Но скажу тебе, что я начинаю сомневаться в верности диагноза; разные предположения приходят в голову: думаю, ни нарыв ли в печени или в желчном пузыре? Ведь, кажется, при нагноениях t° тоже скачет? Изменилась тётка отчаянно; аппетита никакого, так что она адски похудела. В клинику едет охотно, вообще лечится так же энергично, как прежде отнекивалась от всякого лечения, но очень боюсь, что болезнь, каковой бы она ни оказалась, уже слишком запущена, и удастся ли её побороть, трудно сказать. Волнует это меня до крайности, тем более что переживать приходится почти одной; Маргарита и папа заняты; Маргарита едва забегает на минуты, папа ‒ тем более, так как устаёт ещё больше Маргариты; Федя такой помощник, что «унеси ты моё горе»; он решительно уже ничего не соображает, городит и делает глупости, которые трудно себе представить. Положение моё иногда просто пиковое; вот, например, сейчас: жду звонка, уйти не могу, а он даже посидеть толком не может, мне же ведь надо выйти(!), или пойти к тётке, которая лежит одна; тип удивительный!

Если поговорю с Женей, то припишу тебе.

Очень рада, что вы хоть немножко оделись; ещё больше порадуюсь, если костюм будет спасён. Где нашёлся берет?

Относительно Майки думаю, что было бы хорошо, если бы вам удалось уговорить её перейти в другую школу и там кончить; всё-таки это было бы лучше всего, лучше, чем где-то чего-то искать; так как планы её относительно техникума и рабфака осуществить нельзя, то, может быть, она бы согласилась кончать новую для неё школу; она же мне писала, что «верно, придётся ещё два года сидеть в школе».

9½ ч. До сих пор Женя не звонит; вероятно, гоняет по домам; все доктора завалены работой.

Только что папа пришёл из ун-та. Он говорит, что книги, о которых ты пишешь, он уже раз спешно высылал вам, но вы их ему вернули; теперь, конечно, он так же спешно вышлет их.

Только что говорила с Женей; к сожалению, он ничего утешительного (не относительно койки, а относительно здоровья тётки) не сказал; когда на его вопросы он получил мои ответы, то категорически сказал, что, не видя больную, он утверждает, что у тётки не малярия; из дальнейшего разговора я поняла, что он, несомненно, подозревает рак; на мои рассказы о диагнозе Соф., узнав, что он ещё осенью нащупывал какую-то опухоль, он воскликнул: «Как жаль, что он тогда же не сказал ничего нам»; я точно не могу передать его слов, но смысл такой; он обещал постараться устроить тётку послезавтра, а может быть и завтра, но положение в больнице «катастрофическое», такое количество больных. Вспоминая теперь всё её поведение, приходится с горечью признаться, что мы были неправы, приписывая всё её странностям и капризам; но что было делать, когда она лечиться не хотела, никого не слушала; если бы она хоть на сотую долю лечилась и слушалась, как теперь, было бы совсем иначе. Женя, правда, не сказал совсем определённо; сказал только, что очень многие больные-малярики, присылаемые малярийное станцией, оказываются больными не малярией, а самыми разнообразными болезнями, но не малярией. Не знаю, что собственно Женя предполагает, слово «рак» не было сказано, но ничего обнадёживающего тоже сказано не было.

12 ч.ночи. она совершенно ничего не ест: сейчас дали ей кусочек судака с яйцами, съела такой кусочек судака и больше не может, так тошнит.

Рада, что девочки уже приоделись.

И.В. сердечный привет.

Мама

P.S. Хотя я приглашала Федю ждать телефона, он, пришедши к чаю, даже не спросил, звонил ли Женя, что сказал?

Спасибо большое за конверты.