Письмо

19 июня 1909 г.

Моя чудная деточка, я причастился. Служба ранняя, началась в 7 ч. утра. Было великолепное утро. В первый раз я встретил в церкви свежий, ароматный воздух, почти как под открытым небом. За всю службу я был единственным посетителем. Светло, просторно. Простоял 1 1/2 часа с удовольствием. Хорошо и весело там. (Я заснул в 5, проснулся в 6, отупел и совершенно не могу сообразить, пишется весело через ъ или нет; ну, да это пустяки). Хорошие молитвы Богородице; с настроением. Они мне нравились и помогали лучше чувствовать твою любовь. Я благоговею перед тобою, мой ребеночек. Я не могу даже хорошенько объяснить тебе, почему некоторыми моментами Дева Мария мне напоминает тебя. За это я ее больше люблю. (Хороший христианин?). У нее, по-моему, как у женщины, мягче и нежнее сострадание к обездоленному человечеству. И у тебя в любви ко мне такая же мягкость и нежность.

Я передаю тебе, что чувствую. Если мои фантазии и религиозные представления не имеют даже ничего общего с действительностью, то мне это все равно. Я старался говеть в душе. По православному ничего не вышло. Воспринять массу обрядов совершенно не могу. Дико, да и только. Но я говел по-своему, по язычески. Как это вышло, ты можешь судить по обрывкам высказанного о Богоматери. Я сам сознаю, что у меня была какая-то окрошка бессвязных религиозных картин, отдельных чувств, как у человека способного к художественным восприятиям; но логическая мысль улетела в сторону. Одним прикосновением она бы камня на камне не оставила от моих «основ нравственности». Это все, что я мог сделать, чтобы говеть (с моей точки зрения) не просто формально. А старался я для тебя, потому что тебя бы огорчило совершенно индеферентное отношение. Я молился, чтобы я мог любить тебя такой же светлой и чистой любовью, как ты меня любишь. Я ясно почувствовал, что по сравнению с тобой я существо темное, низшего порядка (не дьявол, конечно, а нечто вроде подземного гнома), а ты такая светлая, лучезарная. Повторяю, я чувствовал (а не думал), что ты неизмеримо лучше меня, а потому и любовь твоя лучше. Была боязнь за то, сумею ли я достаточно бережно сохранить твою святость (прости меня и не ругай за это слово), как самое драгоценное, что у меня есть; и я молился, чтобы у меня на это было достаточно сил.

Хорошая моя, не воображай, что я тебя идеализирую. Не думай, что я в тебя влюблен. Вовсе нет. Я люблю тебя. Не бойся, как ты обыкновенно боялась, что это может пройти, когда я тебя узнаю. Я тебя отлично знаю. Но позволь мне так любить тебя. Я стану тогда лучше. Жизнь с тобой должна меня сделать лучше. Ты, наверно, молилась сегодня утром за меня. Ведь Казанское время на 1 час впереди Московского.

Мне надо идти. Кстати, не забыть! Мама тебе дает поручение – найти для нее непременно четырехлистник. В обмен она предложила портмоне. Очень хорошенькое. Мне понравилось, и я его моментально сцапал к себе в столик у кровати. Еще из области шуток: твою карточку с этого столика она переставила мне в кабинет на письменный стол. В результате я опять в выигрыше. На ночь я ее ставлю на прежнее место, а теперь и днем твоя рожица на меня глядит.

До свидания, любимая Лена. Крепко целую тебя.

Твой Андрей