Текст документа: |
25 июля 1912 г.
Родная моя девочка,
Получил твое письмо от 21-го. Ты совершенно права, что решила не давать Алешеньке молока в самое опасное время. Раз он хорошо переносит и любит бульон, то это отлично. Кажется, ты ему добавляла в бульон отвар овсянки Меллинсфут, или Геркулеса. Это было бы очень хорошо. Только, конечно, надо постепенно добавлять отвар, не слишком много сразу, чтобы не обременить желудок.
Комбинация с Сергеем Ильичем рухнула окончательно. Он предлагает другую. Трудно думать, чтобы и она вышла. Вообще за последнен время все буквально срывается. Как-то удивительно не везет. А надо, просто до зареза надо. Не знаю прямо, что делать. А у меня уже и сердце разладилось до того, что вчера во время прогулки по Петровскому парку с Сергеем Ильичем я чуть-чуть не упал. Сделалась слабость, пульс почти не слышен и очень частый; должен был заехать в аптеку, принять ландышевых и валерьянки. Сегодня поговорю с Иваном Владимировичем.
Я по утрам обливаюсь слегка прохладным душем. Казалось бы это должно было помогать, но все ни к чему. У нас 3 дня стоит 40 градусов жары.
Горнунг так изнахалился, что дело приняло самый омерзительный оборот. Его приперли к стене, он ощетинился и в ответ нахально наговорил Пьянкову дерзостей, откровенно заявляя, что не намерен расходовать деньги на то, на что они выданы. Придется писать Николаю Ивановичу. По-видимому, сей скандалист выкинет какой-нибудь шантаж.
Вчера Алешеньке было 10 месяцев. Так все приходится жить вдали, и в день нашей свадьбы не виделись! Хоть бы что-нибудь удалось! Я бы в субботу поехал с Фигнером. Леличка, это наверно, не выйдет, а я буду так огорчен, что готов плакать. Родная моя, в такие минуты тебя так не хватает, как никогда. Хочется прижаться к тебе, пожаловаться на судьбу, чтобы ты приласкала. До свидания моя любимая.
Твой Андрюша.
|