Письмо

19/XI-44 г.

Дорогой Алешенька!

Поздравляю тебя с Вашим праздником. С гордостью прочла в газетах статьи, посвященные Вам. Мощь и изворотливость артиллерии просто поразительны. Я сохраню для тебя эти номера газет. Хотя ты сам сможешь рассказать много интересного про себя. Твои письма стали очень долго идти, не менее 20-ти дней. Вероятно, столько же идут и наши. Институт послал вызов 1-го ноября (сейчас же, как только я сказала Виноградову, что ты согласен вернуться) на имя начальника части. Достаточно ли это? Я уже поздравила тебя с представлением к награде Орденом От. Войны и написала благодарность за поздравление Гриценко. Кацубе все еще не писала. Хотя я чувствую физически себя лучше, но те заботы, которые лежат на мне, и волнения, связанные с ними, не дают мне покоя ни днем ни ночью, и делают меня безразличною ко всему остальному. Меня очень беспокоит здоровье всех детей. Они все трое очень бледные и анемичные. Все их подруги выглядят несравненно лучше. Очевидно, мы с тобой, как родители, оказались не на высоте. Мы не сумели им создать должных условий. Когда у нас они должны были появляться, я тебе говорила о всех трудностях воспитания детей, о том, сколько они требуют забот и труда и по существу ты им очень мало дал. Ты во всех письмах пишешь, что придаешь большое значение ученью. Я с тобой в этом вполне согласна, но для того, чтобы хорошо учиться, надо иметь хорошее здоровье, а чтобы его иметь, надо иметь много чего, а вот в этом-то мы с тобой и оплошали. Я не могу им достать самых необходимых вещей. Больше всего меня беспокоит Алла, ее здоровье никуда не годится. Она очень слаба. Больше всего ей хочется спать, а ей надо много заниматься. В 7-ом классе они проходят программу за 5, 6 и 7 классы, а весной должны всю ее сдать – это нелегко. Она требует усиленного питания и внимания. Я не могу ей дать ни того, ни другого. Ляля и Туся очень бледны, а под глазами синяки. У меня сердце сжимается, глядя на них. Вы, отцы, очевидно, устроены по-другому. Гриша почти никак не заботится о своей дочери, а ты всегда заботился платонически, а мне все становится труднее и труднее везти этот воз, ибо воз становится все тяжелее, а мои силы все слабее. Я не довольна собой, может быть, я должна была бы быть более изворотливой. Многие матери, оставшись в таком положении, приспособились и хорошо обеспечивают семью. Но все это связано с злоупотреблением – я не способна на это. Я очень тяжело переношу ту помощь, какую мне оказывает д. Сережа с Мамой – это меня ставит на одну доску со всеми паразитами, которые их окружают. Ты же знаешь, как я всегда возмущалась этим, и сейчас я стараюсь, как можно меньше пользоваться этой помощью, хотя там все без исключения живут на счет д. Сережи. Я хотела заняться шитьем, но у меня не остается на это времени, мне своих никак не обшить. Словом, жизнь очень тяжела, и как она сложится дальше, не известно. Все это я тебе пишу для того, чтобы тебе было ясно мое состояние, о котором ты так беспокоишься и спрашиваешь всех знакомых. Думаю, когда ты вернешься, ты впряжешься вместе со мной, и тогда жизнь пойдет на лад.

Вчера получила от тебя перевод и очень жалела: лучше бы ты эти деньги оставил у себя и на них привез бы нам что-нибудь. Это было бы существеннее. За ноябрь не присылай.

На днях видела Нину Карловну и Людмилу. Они шлют тебе привет и собираются писать. В декабре буду ждать тебя. Крепко целую. Тата.