Письмо

6 ч. в. 26.IX.34. Киев.

Дорогая моя Танюша и дорогой Иван Васильевич! Шлю Вам сердечный привет и поздравление с днем пятнадцатилетия Вашего супружества и десятилетия дорогой Вашей и нашей Маюшечки; за протекшие годы не мало и хорошего, и дурного пришлось пережить; хочется поэтому пожелать Вам, чтобы будущее принесло Вам только радость и благополучие; от всей души желаю Вам не утратить Вашей бодрости духа – Вашей главной помощницы во всех жизненных бедах и бурях. Пусть дорогие Ваши девочки радуют Вас по-прежнему и более того, и пусть у Вас будет не по пословице «малые детки, малые бедки» и т.д., а «большие детки, большие и радости»; вместе с Вами будем на них радоваться и мы – старики, радость которых только в Вас и детях Ваших. Как грустно, что этот семейный праздник мы проведем вдали друг от друга! И грустно бесконечно, что не можем порадовать Вас хоть какою-нибудь малостью, но будем надеяться, что м.б., дела наши поправятся, и удастся восполнить пробел.

Маечке выслала сегодня десять р.; пусть распорядится ими сама; у нас уже почти месяц работает «детский базар»; выходи я в город, м.б., с помощью Миши (только школьники могут там покупать) могла бы что-нибудь выискать для Маюшки, а сидя в кровати, трудно что-нибудь сделать. Думаю, что когда, наконец, выйду, не узнаю Киева: все рассказывают о строительстве и магазинах чудеса; м.б., и лучше, впрочем, сидеть дома и не испытывать на себе еврейского проклятия «все видеть и ничего не мочь купить», не правда ли?

Я писала тебе уже, что тетка приехала; приехала не на радость; представь, какая печальная произошла с ней история: прослышала я по радио, что вызываются владельцы тогргсин. книжек для обмена их на новые до 1-го октября; обрадовалась я, что так счастливо как раз это услышала; сегодня тетка забрала свою книжку и отправилась, долго не возвращалась; думала я – стоит в длинной очереди; наконец к концу нашего обеда возвращается и что же? Оказывается, что срок обмена ее книжки истек уже в сентябре месяце прошлого года! Представляешь себе полученное впечатление! Тетка просто-напросто «забыла», что книжку эту надо было регистрировать каждые три месяца; она же зарегистрировала ее один раз – в сентябре 33-го года, а дальше забыла об этом обязательстве. И вот теперь во всех инстанциях сделать это отказались; посоветовали написать в Москву и просить, не взирая на эту ошибку, дать здешнему Торгс. разрешение заменить эту книжку уже на новую; на мой взгляд дело трудное и мало подающее надежды на благоприятный исход. А это значит, что она потеряет свои последние 50 руб. золотом! Подумай только какая неприятность и прямо таки – несчастие. Сегодня же она будет составлять это письмо и, кажется, хочет просить тебя доставить его в моск. ТОРГС. и, м.б., там как-нибудь похлопотать за нее; я же думаю, что, м.б., ты найдешь какие-нибудь ходы туда через твоих влиятельных знакомых; без этого, по всей вероятности, ничего не выйдет. Она стойко переносит этот новый удар, но в глубине души, конечно, огорчена и убита. Пока получишь от меня это послание, подумай, дорогая моя, что ты могла бы сделать.

8 ч.в. Сию минуту получила твое письмо, моя голубка, от 22-го с известиями о неприятностях в связи со школьными делами; живо чувствую и разделяю все твои переживания и совершенно согласна с твоими решениями. Для меня тоже вечерняя смена совершенно неприемлема, это значит – замучить детей и потерять наверняка то хорошее состояние здоровья, в котором они сейчас находятся; о здоровие же их, как я и писала тебе свое мнение, надо заботиться гораздо больше, чем обыкновенно это делается. Конец твоего письма меня очень успокоил, и я надеюсь, что сейчас, в то время, как я пишу тебе, вопрос этот разрешился более или менее, но все же благоприятно и для девочек, а значит и для тебя. Мне тут, понятно, очень трудно разобраться во всем, но кажется мне, что отношение к ним в старой школе так ценно, так трогательно, что, пожалуй, можно было бы многим поступиться из-за него; для этой школы, м.б., можно было бы обойтись и без прививок в таком спешном и сгущенном виде; мне кажется, что нельзя производить эти прививки так близко одну от другой, даже если рассчитывать на их благодетельное действие; все же они вызывают заболевание. Конечно, далекая езда во всех отношениях неприятна, и я буду счастлива, если удастся устроить их поближе к дому и в тоже время в хорошую школу и обязательно в первую смену. Признаюсь, меня удивляет, что все еще существуют даже в Москве эти вечерние смены; это же во всех отношениях вещь убийственная, особенно для детей первых групп.

Мы с папой от всей души порадовались вместе с тобой «оценкой», которую, наконец, получил И.В.; скажу по-старому: «дай Бог», чтобы это было добрым началом, приятным подарком к началу Вашего второго пятнадцатилетия; если бы и к Маечкиному рождению вопрос о школе разрешился приятным для нее и для Вас образом.

Бедный Тасик! Неужели ее ждет такая неприятность, как лишение ее школы? Нет, надеюсь, что внемлют Вашим просьбам и устроят их наилучшим образом.

Пока кончаю. Горячо обнимаю тебя, моя дорогая, целую крепко много раз и тебя, и девочек, и И.В. Посылаю тебе письма дяди Жени и прошу сохранить их и переслать мне обратно. Кокино письмо я должна отправить обратно.

Твоя мама.

27-ое, 11 ч.ут. Хочу еще приписать тебе, дорогая, о тетке; вчера она была у Вар. Сем., и там ей обещали попробовать похлопотать сначала здесь, поэтому пока, до 2-го, она воздерживается от обращения в Москву; мы имеем слабую, чтобы не сказать – никакой, надежду на успех вообще, но все же надо действовать. Я просто не могу в себя прийти; подумай, за последние два года она привыкла быть и независимой, и в каждую минуту обеспеченной и вдруг так глупо все потерять! У нас такое впечатление, что без знакомства ничего не выйдет, а потому раскиньте мозгами, дорогие мои, и постарайтесь ей помочь. Меня это страшно взволновало и огорчило; сегодня едва заснула; вспомню и как обухом в голову.

Посылаю сейчас микроскопическую и ничтожную посылочку: как-то не могу примириться с тем, чтобы не послать ничего; поэтому прошу тебя, раскрывая помнить, что послана она от всей души и с болью, что она так ничтожна.

Крепко целую и отправляю ее и три письма.

Твоя мама.

Тетка удивляется, что Вы не пишете, получили ли ее заказное к 17-му, когда она думала – рождение Маечки.