Письмо

19.IV.34. Киев.

Дорогая моя, милая Танюша!

Получила твое письмо от 14-го апр. и хочу поскорее на него ответить. Хочется прежде всего сказать тебе, как я хорошо понимаю твои настроения, как им сочувствую; неоднократно я сама переживала их в отношении к тебе; никак не могу примириться с тем, что такой способный, такой знающий человек, как ты должен отдаваться таким низменным занятиям, как варево, стирка и т.п., на что не требуется никаких талантов, и это теперь – в момент «раскрепощения женщины»; ведь на деле выходит, что никогда женщина не была так связана и перегружена всякой мелкой всячиной, как теперь; даже женщины мало культурные, и те имели больше свободы и радостей, чем теперь, когда и им приходится уйму времени отдавать очередям, хождениям по рынкам в поисках чего-то; как же не обидно, что жизнь уходит попусту?! Я, конечно, еще менее, чем ты, сама могу примириться с твоею судьбой, а потому часто, часто думаю о том, каким образом устроить так, чтобы дать тебе возможность заняться тем, к чему лежит у тебя сердце, и что ты можешь выполнить неизмеримо лучше других.

Вот поэтому-то мне хотелось, чтобы Варвара оказалась человеком, который тебе так необходим; но, к сожалению, судя по тому, как она спешит познакомиться с тобой, я заключаю, что она не такой человек, какой тебе нужен. Ты не отвечаешь мне на мой вопрос – делаешь ли ты попытки отыскать кого-нибудь подходящего? Мне кажется, что тебе следовало бы все-таки сходить к Ан. Тим.; ведь ты знаешь, какая она вообще странная, т.ч. особенно обращать внимание на эти ее странности не стоит, все же она была очень расположена к нашей семье с одной стороны, а с другой – столько лет прожила в Москве, что как раз, м.б., она могла бы порекомендовать тебе кого-нибудь. Попробуй, ведь ты ничем не рискуешь, а в конце концов, м.б., не пожалеешь. Я очень жалею, что летом не могла зайти к ним, да летом это совершенно бесполезно, т.к. их летом не бывает в Москве.

Я попрошу Вар. Сем. написать А.С.; кто знает, м.б., случайно и найдется подходящий человек. Что касается Ваших теперь небольших финансов, то, освободившись от хозяйства, ты, конечно, найдешь службу и даже если придется истратить на помощницу половину жалованья, то все же это стоит твоего настроения и удовлетворения. Надо энергично взяться за это дело, иначе ты совсем захиреешь, дорогая моя детка. По всей вероятности, у Веры Мих. имеется работница; не может ли она порекомендовать кого-нибудь?

Что касается Ев. Ион., то ведь по Вашим сговорам она остается у Вас только до июня, а дальше все окончательно свалится на тебя; ты пишешь, что Вы никак не поймете ее поведения; почему бы Вам не поговорить с ней на чистоту и выяснить все непонятное? Что же будет летом в том случае, если Вы уедете, все ли, или ты с детьми? Как же останется И.В. без ухода. Когда он освобождается? И как будет с квартирой и Вашим последним имуществом, если все Вы уедете? Это все очень важные вопросы, над которыми надо позадуматься.

Вчера была у нас Н.В.; т.к. у нас уже совсем тепло, то мы думаем скоро отправиться на Ворзель; признаться, я мало надеюсь на удачный исход нашей поездки, т.к. цены ни на что не падают, а значит, и там постараются содрать шкуру. М.б., съездим и в Клавдиево, но ведь там нет ничего меблированного, а тащить свое – немыслимо. Янковский все думает о Звонковой, но даль и невозможное сообщение пугает; так вот и не знаешь, что делать. Марг. – та с Мишей и его товарищами вчера была на Ирпене и говорит, что отлично погуляли; да, так хочется вырваться из города и спокойно (но возможно ли это теперь?) пожить вдали ото всего. Во всяком случае никуда не придется двигаться, пока квартирная возня не закончится вполне; пока делается что-то возмутительное; Вы кое-что знаете, вероятно, из «Правды», на деле же положение населения неизмеримо хуже. И твое, Танюша, предположение, что нас «не дадут в обиду» весьма проблематично, и вот тебе пример. Вчера мы с папой повстречали Гилярова – старика – со своей внучкой; вот, что он нам рассказал самолично, и о чем мы слышали из разных источников: В один прекрасный день, когда дома был он один с внучкой, к ним вошел их управдома в сопровождении двух здоровых молодцов (очевидно, его визит был уже вторичный), потребовал освободить одну или две – этого не знаю – комнаты, а затем сами они (трое) стали выкидывать вещи из этих комнат, разгромили их, разгромили библиотеку А.Н. и вселили семью или отдельных людей из подвала; их же семья отчасти обретается теперь в коридоре. Конечно, А.Н. все это обжаловал, был у прокурора и по другим инстанциям, получил постановление все вернуть, но ты знаешь, что значит теперь «выселить» влезших в квартиру! Неизвестно когда и чем все это кончится, а пока старик совершенно расстроен, замучен и возмущен. Да и как не возмутиться? Между прочим, он очень, очень постарел; вероятно, у него был апоплексический удар, т.к. он порядочно волочит одну ногу, и вот в таком состоянии он должен переживать такие передряги! И это не единственный, понятно, случай! Одна из ассистенток Мих. Мих. была подвергнута такой же манипуляции; она, как говорят, недолго думая, написала обо всем Молотову, который очень энергично взялся за дело, многих поднял на ноги, притянул к ответу; ее удовлетворил. В квартиру Н.В. явился чужой (между прочим, тот, что «ущемил», было, М.М.) управдома и заявил, что он теперь их управ, дал записку на реквизицию одной или двух комнат и ушел; когда пришли домой хозяева, то немедленно подняли суету и, кажется, отвоевали. Многое делается по доносам, многое для устройства своих близких, а многое… И вот сидим, не имея никакой уверенности, что завтра нас не выкинут из нашего угла. Что же будет летом, когда многие поразъедутся? Многие управдомы уже сидят, преданы суду, но многие, конечно, пока не попались. У Вар. Сем. тоже еще нет успокоения, т.к. поданы жалобы теми, куда должны были вселить ее. Думай, сколько сил и нервов все это стоит!

Попутно должна рассказать о визите, который был нам нанесен третьего дня: только папа лег отдохнуть, как К.М. вызывает меня, что какой-то гражданин спрашивает папу; выхожу, стоит основательный мужчина, спрашиваю, что угодно? «Мне надо ДеМ.» - Но он лег отдохнуть, м.б., скажете мне? «да мне его нужно». – Ну, говорю, так скажите, как же Ваша фамилия, я спрошу мужа? - «Да я Юрченко» - Не понимаю. «Да я у Вас жил, помните?» Оказывается наш и Ваш друг Юрченко! Растолстел, так изменился, что, как видишь, я его не узнала. Конечно, приняли, как гостя, беседовали, спрашивал, как будто с опаской: «а К-вых нет?», видно, помнит хорошо И.В.; кончил-таки Пол. ин., женился и имеет девочку 4-х лет; служил в Хар. и теперь приехал со штабом, который поместился в б. Печерин. ин-те; расстались друзьями. М.б., появится опять.

Возвращаясь к твоим душевным настроениям, дорогая моя, хочу сказать тебе, что ты должна искать удовлетворения в твоих таких хороших девочках; как ты не говори, но они таковы потому, что ты отдаешь им себя, отдаешь им свою душу и внедряешь в них все то хорошее, что есть в тебе самой; дай Бог только, чтобы вырастая они не отошли от тебя, не поддались внешним влияниям, которые, особенно теперь, так велики и так подчас опасны; я убеждена, что если бы ты не могла столько себя отдавать им, то они, конечно, не были бы такими, как они есть; крепко поцелуй их за меня и поздравь со званием ударниц; жду их «картин»; а затем их самих. Досадно, что термометр разбился, но я вчера уже купила такой же, который уже передам Вам в руки. Ты не пишешь, получила ли «думку» и наволочки? Не вынули ли их? Очень рада, что материя тебе понравилась, и ты будешь носить из нее платье; а ситец на сарафанчик получила ли?

Ты все-таки еще не ответила мне на все мои вопросы: какие детские книги уцелели, или какие погибли? Как обстоит дело починки мебели? Я о своих соображениях о расходах по починке писала тебе. Когда мне не спится, я все вспоминаю, что на то нет ответа, на другое, а как пишу, опять забываю. Да вот еще. Знает ли Тасина уч-ца, что она еще такая крошка?

Получила я Ваши облигации, но посылать их не хочу, приедете – возьмете; посылаю номера, чтобы Вы могли справиться о выигрыше.

Почему Е.И. так строга к детям? И что она в них находит, чтобы их «есть поедом»? И почему не быть с ними нежными, когда обе они так любят и тебя, и И.В.?

Как мне жаль бедных девочек Муси! Они же бедняжки все живут в приюте, и вот недавно Муся была, подумай, огорчена, что надо их оттуда забирать, т.к. из-за забастовки шоферов они не могли за них платить 400 р. в месяц; дома же дать им не могут и того, что они получают в приюте; и вот сегодня получила от дяди известие, что девочки остаются в приюте, т.к. настоятельница согласилась получать выплату долга за них «по возможности»; не трагедия ли – радоваться, что можно оставить детей в приюте? Жалко и Мусю, и девочек.

7 ч. Пришла Ол. Ан., идет на свою вечернюю прогулку и тащит меня; поэтому крепко, крепко целую тебя, моя дорогая, и моих милых чудных крошек. И.В. сердечный привет.

Твоя мама.

Можно ли перев., письма и посылки адресовать прямо на твое имя, чтобы не беспокоить И.В.?