Письмо

12.XI.63.

Дорогая тётечка!

Я, к своему стыду, не послала Вам даже поздравления с праздником. Потому, что не чувствовала никакого праздника, - работа, и неприятности дома, и заботы без конца, вот и всё.

6-го кончила работу, хотела в этот же день уехать в Москву, но не смогла, - из Тулы нет вечерних поездов. Уехала только 7-го днем, с Ириной, и пробыли там все праздники, вернулись 10-го ночью. Вот сейчас навожу порядок, мыла полы, теперь надо убрать свою комнату. Не могу работать, когда она не в порядке. И вечером надеюсь снова сесть за работу, чтоб не думать ни о чем лишнем.

Очень всё дома нехорошо.

Выхода никакого не вижу, сколько ни думаю. Понимаю, конечно, что развод при трех уже больших детях – это дело просто ужасное. Но и жить не выходит никак. Снова уже третий месяц мы живём каждый по своим комнатам, только хозяйство общее. Уехать некуда, ни мне, ни ему. Что тут можно придумать? Ничего не придумаешь, видно надо просто продолжать этот образ жизни, - не потому, что он сколько-нибудь хорош, а потому, что лучшего не дано.

Вы спрашиваете о папином состоянии. Я бы сказала, что нашла его лучше, чем ожидала. Видимо, киевское лечение пошло ему все же на пользу. Тем более жаль, что он не закончил этого курса.

Конечно, он не хорош… Его состояние действительно во многом похоже на состояние дедушки, когда я видела его в последний раз в 46 году. Временами сознание у него как будто значительно проясняется, и я думаю, что оно никогда не затемняется до конца, - но всякие старые воспоминания и их обрывки смешиваются с новыми впечатлениями и так путают для него всю картину жизни, что он сам оказывается не в силах в ней разобраться.

Разговаривать с ним трудно, конечно, это требует огромного напряжения воли и сил. А когда приезжаешь вот так на несколько дней, и нужно так много успеть, то не успеваешь втянуться, войти в этот его спутанный мир, проходишь как сторонний наблюдатель, и всё… Это грустно. Но жизнь жестока… Что можно сделать? Ведь других обязанностей тоже от себя не откинешь…

Девочки закончили четверть неважно. У Иры чуть было не вышла двойка по арифметике, - поставили тройку, но я думаю, что это ни её заслуга, а просто школа взялась «работать без отстающих», - это ведь достигается тем, что вместо двоек выводятся тройки. Пятерка у нее только одна, по французскому, - она считается лучшей ученицей, гордится этим и старается.

Оля и Таня тоже не блещут, - преобладают тройки.

М.б. это потому, что у меня самой последнее время была уйма работы и я совсем не успевала за ними следить. У учителя средней школы норма – 18 часов в неделю, а у меня было 24, и большинство лекций. На трех факультетах, в разных концах города, в разные смены. Я очень, очень устала. Дошла до того, что в последние дни перед праздником, вечером – уложу девчонок или посажу ужинать, а сама сяду у себя в комнате и реву. Не почему-нибудь именно, а в основном просто так, потому что сил уже нет.

Как и всюду, плохо с продуктами. А ведь каждый день нужно накормить 7 человек. 7-я – Валя, моя, так сказать, воспитанница. Она мне помогает, конечно, - без нее я просто была бы, наверно, уже в гробу или на канатчиковой даче. Утром она провожает девчонок в школу и сама идет в институт. Я встаю чуть попозже, - хоть немножко могу отоспаться. Кормлю супруга, бабку и Иру, иду в магазины «на добычу». Потом готовлю обед. К обеду обычно Валя уже возвращается, а Ира уходит, она во 2-й смене. Обедаем, Валя остается хозяйствовать, а я на работу. Вечером прихожу, «принимаю дежурство». Она садится заниматься, я укладываю девчонок. А если у меня много занятий и я прихожу к 9, к 10 вечера, то она их кормит и укладывает, потом вместе убираем дневной беспорядок и садимся «работать». Но много ли наработаешь после 11 вечера, это уже «другой вопрос».

Моя приятельница, Люда, о которой я Вам писала, у которой мы были в Алуште, с великим трудом поступила в аспирантуру и теперь уехала в Москву. В ее квартире уже живут другие люди, тоже наши знакомые.

Её поступление и отъезд для меня, не только для нее, в общем, большое счастье. Конечно, теперь я осталась в Туле совсем одна, - ведь мы с ней виделись и болтали каждый день несколько раз. Она – обо всем, я – почти обо всём. Но именно это «почти» невозможно тяжело.

В эти дни я видела ее в Москве. Ей сейчас тоже очень тяжело. Муж решил поставить точку и начинать дело о разводе. Они сказали об этом дочке. Девочка ужасно тяжело восприняла это, - хотя, как будто, должна была быть подготовлена к этому. Она спросила у матери, - «Мама, а Всеволод Иванович тебя любит?»

Может быть, он и любит, но только я не верю, чтобы из этого практически что-нибудь следовало. Почти на 100% она остается одна… Как и я.

Правда, девочка так плакала, что отец пока отложил практические шаги по разводу, - всё равно ведь 2 года они будут жить порознь, в разных городах…

Конечно, к лучшему, что она уехала. Но одиноко мне очень.

Таня очень занята, и пишет редко. Последнее письмо я получила от нее почти полтора месяца назад. Она очень довольна своей судьбой, с головой окунулась в увлекательную работу, кругом интересные, умные люди. Я ей завидую. Так грустно, что ничего не получается с моим переходом к ним. Это мечта, о которой я стараюсь не думать, слишком она хороша. А чудес не бывает на свете…

Вот скоро вечер. Я уже зажгла настольную лампу. Скоро девочки вернутся из школы. Маленькая Татка прямо с порога спрашивает меня: «Мама, мы сегодня будем работать?» - Я взяла её себе в помощницы, она в самом деле помогает мне в обработке анкет, подобных тем, которые Вы заполняли. Если можно, я бы прислала Вам еще пачку, немного другой формы, - той, которую я буду обрабатывать позже, скорее всего весной, так что это будет не срочно. Напишите, пожалуйста, если это будет не очень обременительно. Если сложно, то не стоит, конечно, - я где-нибудь сумею найти информантов, не нужно затруднять себя, если под рукой нет свободных и «охотных» людей.

Я надеюсь, что эта работа получится интересной. Но, конечно, она очень и очень трудоёмкая. Я было попыталась пристроить сюда студентов, они даже начали работать, и работа уже начала интересовать многих, - ведь она в самом деле живая и интересная, - но как раз под праздник пришел новый министерский […] об отмене спецсеминаров, так что с этим покончено. Осталось лишь отобрать у них те заполненные анкеты, которые я им раздала, а то ведь пропадут ни за что!

Преподавание почти не приносит ни радости, ни удовлетворения. Состав студентов год от года слабее, но главное даже не это… Всё «дело» вузовского преподавания поставлено так, чтобы и преподаватели, и студенты поняли наконец очень простую и грустную истину: наука тут ни к чему, не при чём…

На 4 курсе, - его сделали выпускным, хотя должен был быть еще 5-й год, - целый день отводится на медицину. Медицина хорошая, полезная вещь, - но почему в педагогическом институте надо изучать медицину? Один день из 6 недельных рабочих дней вычеркнут. 4 часа в неделю отдается на физкультуру. Туда, сюда, - и в итоге специальные предметы снимаются. Места в расписании не остается для них.

Обидно, конечно.

Видишь, что твоя работа, твои знания, твоё «дело» - вроде бы никому не нужны.

И не хочется ничего делать.

Вот сняли спецкурс, спецсеминар. Мне было до слёз обидно. А начальству эта обида только смешна: вот чудачка! Ей же ЛУЧШЕ – не надо читать курс, не надо готовиться…

Но для чего же я работаю?

Неужели в самом деле моя работы – точно того же порядка, что работа секретарши, выписывающей дипломы? Смысл ее – только в том, чтобы – для секретарши еще важен почерк, а для меня и это не важно – выполнить формальности, проставить на бланке буквы – «зачет», или «удовл.» - и выпустить?

Если б была возможность уйти…

Но опять всё это пустое, потому что мы лошади, везущие воз, и выпрячь себя из упряжки можем только смертью.

Ну ладно… Ничего не поделаешь, значит надо везти поклажу и стараться не думать.

Дорогая тетечка! Я очень жду от Вас настоящего подробного письма о Вашей жизни и Ваших делах. Я ни о чем не хочу спрашивать, Вы сами напишите обо всем, о чем захотите, сочтете возможным и нужным! Но, пожалуйста, никогда не забывайте, что я думаю и беспокоюсь о Вас постоянно, совершенно независимо от того, пишу я Вам или молчу. Я давно-давно ничего не знаю о Ваших делах! Мне это очень грустно. Но все-таки я рада открыткам, по которым я вижу, что Вы хоть – в какой-то мере! – здоровы и бодры… Но что стоит за этими короткими строчками?

Как хотелось бы глазком посмотреть на Вас, услышать Ваш голос…

Почему жизнь устроена так жестоко и трудно? И зачем Тула стоит по дороге на Харьков, а не на Киев? Если б это была Ваша дорога, насколько мне было бы легче приехать! На два, на три дня… Но через Москву это уже невозможно, - это сутки туда, сутки сюда, и меньше недели уложиться нельзя. Неделя – это уже нужен официальный отпуск…

Заканчиваю уже позже… Пришли девочки, - и, как я уже привыкла, Танюшка сразу же от дверей: «Будем работать?» Убрали мы с ней комнату, - работа ведь дело священное и торжественное! Перестелили бумагу на столе, вытерли пыль, расставили всё по местам – и сели работать. Заработались так, что пропустили ее время ложиться, - очень ей хотелось «кончить лист» - потому что, когда кончаем лист, надо его аккуратно перечеркнуть и расписаться, и эта процедура ей очень нравится. Так что вот – вечер прошел не без пользы.

Сейчас еще надо мне самой провести вторую процедуру обработки и подготовить материал на завтрашний вечер. Как мне хорошо, когда он уходит, как сегодня к приятелям, и я остаюсь одна с детьми. Легко и спокойно… А вот он пришел, и снова на сердце змея… Что-то гнетет, давит на плечи, как камень…

Ну, дорогая тетечка, буду кончать это письмо и начинать ждать Вашего. Пишите мне по-прежнему на почтамт. Я хожу туда часто, но, к сожалению, редко что-нибудь получаю. Обижаться нечего, я сама знаю, как все заняты, как трудно каждому собраться, - чтоб были сразу – и время, и силы, и настроение…

Но всё-таки жду…

Крепко-крепко целую Вас!

Любящая Вас Майя.

Пишите!