Текст документа: |
2 ч.д. 24.XII.35.
Дорогая моя Танюша!
Еще прошло одно утро, а письма или открытки от тебя нет; что это значит? хорошо, если только твои занятия тому причиной; я очень боюсь, что не все ладно с Маечкиной ручкой, или заболела Тася, или один из Вас; подожду еще завтрашнего утра, а то буду телеграфировать. На этот раз эта задержка тем мучительней, что я никак не могу отделаться от пережитых впечатлений, совсем расстроенная скрипка; и страшно, неужели еще что-нибудь надвинулось на всех нас?
Я сама не ожидала, что это несчастие так потрясет меня; думаю, что слишком близко пришлось мне быть при развертывании этой драмы; ведь в течение трех месяцев я все время была под впечатлением развивающейся болезни, все время надежды то появлялись, то вновь исчезали, пока все не кончилось так печально.
Вероятно, я и простудилась немного, т.к. все еще чувствую себя неважно; пока не выхожу, чтобы не свалиться совсем. У нас все время была гнилая погода, а потому масса больных гриппом; вот и М.М. свалился; третьего дня зашел к нам поздно вечером (по обыкновению), жаловался, что чувствует себя плохо, а вернувшись домой, увидел, что t 38; сейчас как будто лучше, но лежит в постели; он, вероятно, простудился на юбилее, ибо в ун-те было страшно холодно: не смогли окончить отопления за неимением труб! И все дрожали от холода. Много рассказывал; к сожалению, масса гадостей вообще и в частности по отношению к нему; конечно, никакой награды за свою 33-х летнюю службу (а как он служил, мы знаем!) он не получил; но этого мало: везде он был затерт, и впечатлением получалось, что В. не существовал и не существует; остается утешаться тем, что он не один оказался затертым: многие крупные имена даже не были произнесены. Папины воспоминания, конечно, напечатаны не будут, хотя не исключается возможность, что из них будет кое-что вытянуто! Теперь надо постараться получить их обратно; не знаю, удастся ли.
А если бы ты знала, сколько лжи было в напечатанных воспоминаниях, сколько помоев вылито! Б.Я. не пощадил и студентов; выходит, по его словам, что чуть не все были «белоподкладочниками»; кого же отдавали в солдаты, кто же делал забастовки, демонстрации и т.д. Ну, не гнусность ли?!
Если бы ты знала, как хочется повидаться! Но я все меньше и меньше надеюсь, что это случится.
Папино упорство не только огорчает меня, но просто злит; добросовестность его ведь никем не учитывается и не вознаграждается; именно злость берет, когда видишь, как относятся к делу другие и как прекрасно устраиваются! Ну, подождем, м.б., как-нибудь удастся подвинтить папу.
Вчера, наконец, пришло длинное письмо от Х. с объяснением его молчания; оказывается, что как следствие разных проделок «верхушки», которая попала под суд, можно приобретать линолеум только через «московский трест завода, именуемый объединением «Пластмасс» и помещающийся на Петровке, 14». Обратиться Вам надо, если еще пожелаете, в Коммерческий отдел этого треста». Все попытки, сделанные Х. ни к чему не привели, а только задержали его ответ так долго! Эта история длилась так долго, что вероятно, у Вас уже пропало желание и охота снова начинать эту грязь и бестолочь, которая Вас достаточно замучила. Х. очень огорчен, что не удалось исполнить папину просьбу; он собирается быть в Москве; надо будет сообщить ему Ваш адрес, чтобы он зашел сам; заедет и в Киев специально, чтобы повидать папу.
Ну, как же Ваш радийный вопрос? Установили ли? Слушаете ли? Какая ерунда вышла, просто обидно! Не помню, писала ли я Вам, что дело Зах. прекращено за неимением никаких данных, чтобы его вести. За что же мучили человека 2 года и порядочно его извели? Вот, вероятно, такое же дело и тети Оли; оно все затребовано в «судебно-надзорную коллегию Москвы», где снова все будет разбираться; хочется надеяться, что в Москве дело разберется по справедливости; тем временем тетя очень боится, что финотд. может забрать ее обстановку; совсем она замучилась.
От дяди Жени ничего не получаю, и все мы очень беспокоимся; не может быть, чтобы без причины он не отвечал на письма; я послала уже их два да дядя Федя еще писал. Дядя Ф. тоже еще не совсем отошел, возится с насморком.
Целую тебя, моя дорогая, и с трепетом жду письма. Волнуюсь очень за Маечку и остальных. Девочек поцелуй за меня. И.В. передай наш сердечный привет.
… Вот, слава Богу, не успела закончить письма и отправить его, как получила твое, дорогая моя, от 20-21-го. Не беспокойся обо мне; я все время пью валерьянку и принимаю по совету нашего нового врача, Сухомлина, адонилен, предписанную порцию диуретина закончила; без этих снадобий, вероятно, мне было бы совсем плохо; сплю скверно: то никак не могу заснуть, то проснусь и не могу снова заснуть; несмотря на все мои ухищрения все встает в памяти, и сон бежит. Ты спрашиваешь о причинах невыработки кр. шар.; очевидно, главная – потеря крови; каждая новая потеря уменьшала % гемоглобина – сначала, в октябре, было 50%, потом – 36% и наконец 25%, но не дало, как выражаются д-ра, молодых шариков, т.е. выработанных костным мозгом; потом % понизится до 28%, при нем и сделали операцию, имея надежду в 1%; неудивителен такой печальный исход! Вскрытие, как говорят, показало, что организм был страшно изношен (не даром она читала по 8-10 лекций в день!), смерть последовала от тромба в сердце. При свидании или потом в письме напишу подробнее, сейчас мне тяжело. Корень болезни, конечно, миома и связанные с ней кровотечения, которые и развили такое малокровие.
Я очень рада, что Вы согласны с нашим решением относительно юбилея. М.М. мог выдержать все нанесенные щелчки только благодаря своей способности везде, и несмотря ни на что, видеть к себе любовь и уважение – весьма сомнительная для него, а для нас прямо воображаемая им. Он утешается тем, что многие приезжие – Зелинский, Завадовский и др. – отнеслись к нему вполне доброжелательно и в уважением, что, по его словам, «было очень неожиданно и неприятно» его здешним «доброжелателям». Он Вам, конечно, расскажет все подробно. Как было бы приятно съехаться и ему, и нам вместе и собрать хоть отчасти нашу семью! Неприятности у М.М., конечно, все по старому плану – травят, вот и все!
Очень досадно, что у Вас не выходит дело с радио; я, кажется, писала тебе, что Федя советует «Рекорд», но никак не «Зорьку», считает ее дрянью; завтра папа, верно, увидит Федю и поговорит с ним на эту тему. Конечно, трудно Вам вложить в это дело 385 р.; но ведь с наушниками Ваше радио можно слушать? Пока слушайте хоть так, все же большое удовольствие.
Да, жить невероятно трудно, только «стахановцы» и живут, но не во всякой области можно им сделаться: и Вы, и папа, и Вам подобные не так-то легко можете ими сделаться, а потому приходится жить надеждами на 1-ое января, на лето и т.д.
Значит, у Маечки с рукой все хорошо? Не болит, не делаешь ли ей еще массаж? Относительно ее неровности ты, вероятно, права; знает ли она, какой сюрприз ее ожидает? Как-то она с ним справляется при ее аккуратности? Бедняжка! Даешь ли ты им рыбий жир, посоливши его? Это очень помогает его глотать, надо закусывать хлебом.
Мишук все больше углубляется в электротехнику, т.ч. будь он в Москве, м.б., помог бы и Вам; сейчас мастерит радио для себя; уже кое-что действует, но ведь у него не хватает (впрочем, как и у Вас) капиталов. Школа же его совершенно не интересует, и это все же очень печально!
Не мучайся так, моя голубка, из-за своих работ; ведь, конечно, у тебя они всегда выйдут лучше многих наших переводчиков. Видела ли Инну? Что она думает?
Ну, еще и еще обнимаю тебя, дорогая моя, целую за всех нас.
Почему ты пишешь, что девочки «более или менее здоровы»; значит не совсем? Что же
|