Письмо

21/Х-1905 г.

Дорогой Mr. Жорж!

Пишу Вам из своего вольного, но нелегкого плена; дело в том, что первый день объявления конституции прошел более чем благополучно, главным образом, благодаря участию исключительно сознательных элементов общества; к вечеру стараниями полиции был вызван погром на Дальницкой ул., а на следующий день этот погром перешел на центры: богатый, торговый, еврейский, – и принял исключительно антиеврейский характер. Что творится – ужас; слухов передавать не буду, а знаю, что самые крупные фирмы разгромлены: полиция отсутствует, замененная милицией, а милиция малочисленна, неорганизованна, страдает недостатком вследствие спешности подготовки – и смята. Город без охраны, ибо казаки расстреливают защищающих свое имущество, не обращая внимания на грабителей.

Вот уже 2 дня тревоги, тяжелой гнетущей; выйти не могу, потому что штатского платья нет, а казаки избрали мишенью студентов и учащихся. Что делать? Как быть?

Я без всяких средств: на уроках вот уже с субботы я не бываю, потому что в пятницу на прошлой неделе начались волнения в городе и неистовства полиции и казаков. Я не выходил в студенческом, а другого нет костюма. Приходится положительно ни есть, ни топить; хлеб маленький сегодня продавали по 20 коп.; а этого хлеба едва хватит на обед, потому что и обед скуден. За квартиру я с 15 не платил еще, благо сумятица! Когда все успокоится, может быть все войдет в колею, может быть будут уроки […]; но теперь я не могу жить на те 25 руб., которые у меня есть (если еще есть); студентов так много убитых и раненых, что и меня будут считать таким же, в особенности, если 2-3 дня еще я не пойду после сравнительного успокоения. Нервность ужасная: целый день и ночь слышны залпы такие, что можно перебить весь город двумя-тремя такими; сознание своей беспомощности, если нагрянут громилы; своей опасности, если увидят студента во мне. Сегодня в родильный приют (там перевяз. пункт) привезли студента с двенадцатью пулевыми ранами! Конечно, он умер от потери крови.

Ко всем этим удовольствиям мой прилив; я эти дни провожу с 1 1/2 рублями, которые сегодня почти ушли: накануне погрома, из унив-та, хоть нас предупредили о готовящихся беспорядках, я пошел к маме, надеясь получить деньги за звонки; денег не получил, а потом уже не выходил и боюсь выйти.

Больно сознавать свою зависимость от толпы, которая науськана полицией на студентов; больно видеть злобу против тебя потому только, что ты в ее глазах бунтовщик; за невинный народ еврейский, который, заработав своим вековым гнетом и жертвами жизней эту свободу, при первом же слове полицейских хамов, должен теперь, при свободе совести, платить своим последним, подчас, имуществом и жизнью!

Жалкой иронией, грубой, до цинизма доходящей насмешкой, звучит текст манифеста в сравнении с этой резней, погромами и ужасом «умственной» интеллигенции. Правда, таков закон всякого переворота; но не так страшна борьба двух партий, как этот дикий произвол хулиганства под свист солдатских пуль, сечение нагайками казаков! И против тех, кто защищает свое добро!

Тяжелые уроки для внутреннего «я» выношу я при столкновении с жизнью. Писал я и в прошлом письме об одном выводе. Получили ли его? Надеюсь, что все пройдет; теперь можно надеяться на лучшее. Но все это будет, а доживу ли до того; и каким я буду тогда?

Ваш Саша.

Одесса, Коблевская, д. 43, кв. 38.