Письмо

25 октября, 1994 г., Москва (больница)

Дорогая Маюша, сегодня у нас – первый по-настоящему осенний день, а практически весь сентябрь и октябрь простояла золотая осень. Завтра я выписываюсь из больницы, которая оказалась скорее профилакторием, похожим на нашу 3-ю терапию в Академгородке и на Успенское Академии под Москвой. Но уровень более высокий – огромное 9-этажное здание, напиханное всякой медицинской техникой, вплоть до какого-то суперкомпьютера, якобы все узнающего о больных. Мне он не понадобился, т.к. моя «тяжелая почечная болезнь» при ближайшем рассмотрении оказалась обычным глубоким переутомлением, особо усилившимся за границей. Я все никак не могу усвоить, что дело идет к 70 годам, и в этом возрасте рабочий ресурс не может быть таким, как прежде. Загоняю себя до болезненного состояния – если внешне ничто и никто не мешает, работаю по 8-10 часов, а организму это уже не по силам. Вот и вся хитрость.

Здесь мне провели все обследования, все более-менее нормально, но везде «изменения, соответствующие возрасту», что довольно естественно. Анализы вновь приведены в норму, давление после первых 2-3 дней твердо установилось на 130/70, чувствую себя хорошо, гуляю, работаю 4-5 часов в день, после обеда часок отдыхаю. И в результате наработала столько, сколько дома в жизни бы не сумела. Ведь здесь не надо ни убирать 120-метровую квартиру, ни готовить, ни мыть посуду, ни даже общаться с близкими и друзьями. А телефон! Здесь он ужасен, дозвониться – три пота спустила, а мне и вовсе никто не звонит, п.ч. нет телефона. И это тоже большое отдохновение. А какая природа! Мое отделение (кардиология) на 9 этаже, и во все четыре стороны – леса, леса, леса. Больница расположена в 7 км за МКАД, а с разных её сторон за большими массивами леса можно видеть Тушино, Строгино и Митино – новый жилой массив, тоже за кольцом, где купил квартиру Леркин Андрей. В лесах все это время было тепло, сухо, солнечно. Много опавших листьев, но, как ни странно, преобладает ярко зеленая трава. И до того хорошо, светло, празднично, просто не скажешь словами, чудо какое-то. Еще вчера я гуляла в лесу – совсем одна, не встретила ни одного человека – целых два часа перед обедом. Все равно, что в хорошей церкви побыла, а м.б. это и есть настоящая Божья церковь – прекрасная гармоническая природа? Как она утешает и успокаивает!

Завтра выписываюсь, и сразу же – в жизнь. Послезавтра Ученый совет по издательской деятельности Интерцентра, где мне докладывать, во вторник – большой семинар на тему «От номенклатуры – у элите» по интересному докладу Дискина , а там скоро (с 9 по 15) летим в Берлин на конференцию о развитии социальных наук и их информационного обеспечения в пост-коммунистических странах. Давно я не была на международных конференциях и даже несколько «одичала», потеряла живые знакомства и связи. Да и язык мой – подлинно враг мой, не знаю, как буду выступать. По возвращении придется активно заниматься симпозиумом «Куда идет Россия-94». Он обещает быть очень интересным, пришлось даже растянуть его работу на 4 дня (15 – 18 декабря). О себе еще не решила, выступать ли, и о чем. Вроде бы и промолчать неудобно, тем более, что наработано много, а с другой стороны, слушать мне интересней, и ощущение такое, что многие ученые среднего поколения (40-45) могут сказать больше и интересней, чем я. Так и должно быть, это нормально. А вот критические способности сохраняются: слабости, нестыковки, нелогичности, недотяжки и в чужой и в своей работе вижу неплохо.

Но что я все о себе, да о сете. Как ты-то живешь со своей огромной нагрузкой? Скоро ли приедет Лена, и снимет ли с тебя заметную часть её? Сейчас, после этого прекрасного «отдыха», в течение которого я наработала вдвое больше (а главное – ярче, новей, интересней) обычного, мне так очевидно, что в нашей работе сейчас должна быть, прежде всего, мера. За меньшее количество часов можно сделать, написать, придумать больше и лучше, чем за целый день перед компьютером, но без отдыха и без воздуха. Как бы организовать жизнь поумней, порациональнее?

Напиши, пожалуйста, и о том, как отметили твой юбилей. Мы, конечно, уже кое-что слыхали и от Мишки Л., и от Иры, да и с тобой говорили, но все-таки, как все это было подробно, и как ты сама восприняла, пережила эту серьезную дату? Мне тоже рукой подать до неё, но почему-то я не очень серьезна, словно бы этого и нет, и впереди еще простирается «нормальный», т.е. не большой – не маленький кусок жизни. А там уж, как Бог пошлет, ему виднее. Напиши, все-таки, много ли было людей, кто да кто, что говорили, что подарили и т.д. Надеюсь, что хоть сейчас ты в относительно добром здравии, а то уж очень часто пошли больницы…

Находясь здесь, и попадая время от времени в телефонную будку, особенно, когда заняты нужные телефоны, я вдруг поняла, как ужасно мало телефонов, по которым могла бы и хотела бы звонить. В сущности ведь, всего 4: дети, Миша, Люда и Лера. Ну, еще Муся, она настоящий и полноценный друг для меня, иное дело, что встречаемся редко. Еще есть Витя, но, во-первых, звонить домой ему мне неприятно, и я этого почти никогда не делаю, а во-вторых, … было легкое увлечение, осталась искренняя симпатия, приятельство, но с моей стороны – не более. Очень хороший, очень интересный, честный, искренний человек – все при нем. Но ведь нам обоим уже под семьдесят, это же не шутка, не до любви, во всяком случае – новой. Другое дело, если бы не уехал Илья. Иногда – быть может раз в год – мне снится встреча с ним неизвестно где, как бы над Атлантическим океаном, и то объяснение в любви, которое так и не состоялось. Примерно месяц назад снова видела такой сон: мы разговариваем как когда-то, как самые близкие люди на Земле, необычайно тепло. Я гляжу на него любящими глазами (как часто глядела), и он вдруг спрашивает: «Вы меня любите?», и я мгновенно: «Да. Безумно». Вот что, оказывается, живет в подсознании, несмотря ни на какие годы. Такой сон – как вспышка, как озаренье, в свете которой так очевидна разница между любовью и приятельством. Как-то он там в «своей» Америке? Последний раз я писала ему месяцев пять назад, большое письмо обо всем (кроме отношения), но ответа не получила. Скорее всего, просто не дошло. Поскольку в компьютере осталась копия, стоит дописать и послать вторично, хотя, строго говоря, я не знаю, где он. Ведь обещанная постоянная работа близ Нью-Йорка оказалась «пшиком», и я не знаю, как он в конце концов устроился… Не помню, говорила ли я тебе (Людке – да), что он предлагал мне уехать вместе (месяца за 2-3 до отъезда). Я вытаращила глаза и рассмеялась: «как Вы это себе представляете?» (ВЦИОМ, дети, Москва, Россия, чуть ли, нет точно, народный депутат СССР). Он опустил глаза и сказал: «да, действительно, я как-то об этом не подумал». Но ведь о том, о чем он действительно думал, он и на этот раз не сказал, «не протянул руки, чтобы взять». А тогда действительно весь замысел выглядел нелепо. И все же, все же, все же это была моя единственная божественная любовь, в самом высоком смысле слова, качественно отличная от всего остального, хотя не отказываюсь и от него (остального). В нашем возрасте естественно подводить итоги, вот я понемногу их и подвожу.

А теперь – от поэзии к прозе, которая, тем не менее, для меня облечена некой романтической дымкой. Речь идет об участке земли, полученной в академическом дачном поселке Мозжинка. В нем 12,3 сотки, и он уже приватизирован. Я жажду построить там небольшой домик и жить в нем с мая до сентября, как прежде в коттедже. Ты не представляешь, как я соскучилась по куску земли на своем профсоюзном асфальте. Прежде всего, мы перевезем из Рузы в Мозжинку свой вагончик и поставим его на фундамент, сперва, чтобы было, где ночевать во время строительства домика, а потом из него можно будет сделать кухню, ванну и туалет. Участок хорошей формы, примерно 30х40 кв.м, вдоль длинной части – 5-6 м леса (пока не знаю, какого). Место, где надо ставить дом, определено заранее, т.е. нам предписано, что и лучше. В общем – посередине участка. Противоположная лесу и выходящая на поле длинная сторона уже огорожена высоким забором из керамзитовых плит, п.ч. это – граница дачного поселка, оставлено только место для ворот и въезда. Общее число новых участков – 8, т.ч. вопросы коммуникаций (вода, электричество, газ, дорога) будут решаться совместно и, вероятно, не без помощи руководства поселка. Дом – в отличие от ситуации в Рузе, где каждый был сам себе хозяином – здесь надо строить лишь по проекту, утвержденному архитектором. К сожалению, мои финансовые ресурсы находятся где-то на пределе того, когда еще «что-то можно», или уже «ничего нельзя». Я могу выделить на стр-во дома максимум 15 тыс. $, да и то, если Маша Олдак отдаст те 8 тыс. $. Это очень и очень мало. Правда, все-таки есть вагончик, куплен фундамент под дом 6х6 м.кв. и есть для него стеновой материал (керамзитовые белые плиты – «кирпичи»), хранящийся где-то у Леденевых. Не уверена, что мы его получим, но теоретически и по их заверениям он существует. В такой ситуации, по мнению знающих людей, что-то маленькое можно соорудить. Лучше всего был бы дом из бруса (дерево «дышит»), но ведь именно стены-то вроде и есть. Думать обо всем этом страшновато, п.ч. цены безумные, но я сама как безумная хочу этот дом. Для меня эта ситуация совершенно несопоставимая с Рузой по многим линиям. Во-первых, это цивилизованный дачный поселок, пусть окраина, но не чистое поле. Во-вторых, соседи-созастройщики – академики и член-корры, люди со средствами и связями, тянуть не будут. В-третьих, гораздо легче будет с водой и электричеством. В-четвертых, вдвое проще транспорт и, больше того, академические машины вроде бы ходят до Мозжинки, а я имею право на пользование ими. В-пятых, – дивная местность, рядом лес, в 1,5 км – Москва-река. В-шестых, – в 10 км Леркина дача. Все это говорит о том, что там можно будет жить, а не наезжать раз в месяц, как в Рузу. А если так, то можно обиходить участок, посадить цветы, кустарники, фруктовые деревья, а потом уезжать туда работать с пятницы до понедельника, включительно, и так все лето! Вот что меня греет и воодушевляет. Вторник – четверг в Москве, пятница – понедельник в Мозжинке. М.б. даже питание можно будет брать в пансионах или в столовой. И магазинчик у них есть. В общем, я загорелась этой идеей и, не без малого труда, переломила Мишино сопротивление, т.ч. он занимается оформительскими делами. Завтра (в среду) выпишусь из больницы, а уже в пятницу – субботу очень хотела бы съездить с Мишей на участок, посмотреть его своими глазами, выяснить, как он сориентирован по сторонам света. Уже мечтаю о клубнике на черной пленке и тюльпанах!

Возникает, конечно, вопрос: «а что потом?» Нужна ли будет дача Леночке и Оксане после того, как они выйдут на пенсию, или лучше сохранить деньги. Но, во-первых, а почему бы и не нужна? Что делать им на асфальте круглый-то год? Во-вторых, если нужно будет, то продадут. Ну, обжулят их, конечно, не без того, но дача под Звенигородом – не выброшенные деньги. И, наконец, если у меня нет внуков, то у тебя они ведь есть. В конечном счете, все, что будет у девочек к старости, перейдет к четверке твоих внучек, как и в каких пропорциях – не нам уж думать. Поэтому я «полна решимости». Но где взять физические силы, вот вопрос. Ведь мне уже не 60, как во времена коттеджа, а скоро 70, да и девчонки не сильно здоровы. На все придется нанимать людей, а это сейчас чистая астрономия. Но, Бог не выдаст – свинья не съест!

Вечером

Только что уехали от меня Марина Можина и Владимир Магун, которые отвечают за подготовку социологической панели симпозиума. С толком проговорили-прообсуждали 2,5 часа. На всех панелях одна проблема – интересных наработок (потенциальных докладов и выступлений) гораздо больше, чем можно вместить. А это значит, что наука не только не «умерла», но даже уже и не «затаилась», она развивается, и очень интересно. В наибольшем дефиците, конечно, целостные концепции (модели, теории) трансформации нашего общества. Большинство пристально изучает конкретные частные, хотя важные, явления. До общего широкого взгляда чаще поднимаются историки, но с их высоты уже не видно тех самых частностей, а они делают ведь погоду. С одной стороны – «деревья», а с другой – не «лес», а что-то вроде фотографии тайги со спутника. Но середина все-таки не пустая, отдельные исследования синтетического плана появляются, и мы стараемся открывать им дорогу в первую очередь. Жду от симпозиума многого, что-то будет на практике?

Сама я, как ты знаешь, работаю много и достаточно плодотворно. В этом году написала 2 большие статьи (по 1,5 п.л.) о дифференциации доходов по самооценкам респондентов и о бизнес-слое российского общества. Обе первоначально опубликованы в ИБ (№ 1, 2, 5), а потом взяты в журналы «Общество и экономика» (первая), «Общественные науки и современность» - вторая. Первая, вроде, перепечатана в США. На этих работах я «набиваю руку», возвращаю забытый опыт тщательной аналитической работы с цифрами, и Регина здесь мне отличный помощник. Обе работы не закончены в том смысле, в каком не заканчивается хорошая золотая жила: ясно видно, что можно и интересно делать дальше, для чего есть нужная информация. И я, наверное, продолжу эту работу, п.ч. нет ни привычки, ни смысла бросать эффективно начатую работу. Но одновременно начинает тянуть «ввысь», в сторону больших обобщений, и «вглубь», в сторону более глубокого анализа. Эти тенденции, вообще-то противостоят друг другу, а мне хочется (испытываю потребность), иметь то, и то. Написала новый исследовательский проект «Социальный механизм трансформации российского общества», развивающий главную для меня идею «Социологии экономичной жизни». Ах, если бы удалось реализовать его, как я была бы счастлива! Потому что это – уж совсем настоящее, не повторение сказанного, не конкуренция с молодыми начитанными, а собственное видение происходящего. Но что значит видение? Оно появится, о нем можно будет говорить только после выполнения проекта, а пока это скорее предчувствие, «интуитивное знание», без которого нет науки. Давненько у меня не было подобных «предчувствий», а сейчас вроде бы опять появилось.

В целом я переживаю хороший период, работа идет, Интерцентр развивается. Но как непрочно это благополучие. Получила известие, что Сорос попросил Шанина прекратить исполнение обязанностей ген. директора Фонда «Культурная инициатива», оставил лишь членом наблюдательного совета. Само по себе оно бы и к лучшему, но, кажется, Сорос на него обозлился за чрезмерную неуступчивость и упрямство. А ведь Интерцентр живет за счет Сороса: дунет он, плюнет, и все исчезнет, кроме разбитого корыта. Нелегко будет возвращаться во ВЦИОМ на заказные работы, хотя трудовая книжка моя пока еще там. А как дела у Оли? Она ничего не пишет. Спрашивала у Лизы – ничего не знает. Наверное, у тебя есть какая-то информация? Напиши вообще, что знаешь о Майке и Таньке, как живет и учится студентка Глаша, как Катя? Вроде бы по слухам все ничего, но хотелось бы знать живые детали. К примеру, продолжает ли Катя переписываться с Матвеем, есть ли у неё кто-то в городке. Такая уж она славная девушка! Я решила подарить ей к 20-летию речной жемчуг, когда-то купленный еще в США. Сам по себе он довольно красивый и, естественно, настоящий, но его надо нанизать на крепкую леску и вообще «художественно оформить», что они с Ирой отлично сделают. Не знаю только, через кого смогу передать, будет ли какой-нибудь «курьер» до 11.11. А в этот день сама я буду в Германии и потому не смогу позвонить. Поэтому передай ей, пожалуйста, мои самые сердечные поздравления. Помню, как сама переживала 20-летие, ощущала его, как вступление во взрослую жизнь. Да и на Западе не случайно существует понятие «teen-agers», - для тех, цифры возраста которых оканчиваются на teen – от 13 до 19. Так что Катюша выбывает из тинейджеров и действительно становится взрослой.

Дома у нас, насколько я знаю, все идет заведенным порядком. Пять животных уживаются мирно. Даша без меня скучает. У Джимки отлично стояли оба уха, так что она напоминала летучую мышь, очень забавно и симпатично. Как вдруг упало левое ухо, которое ранее было безупречным. Надеемся, что встанет, м.б. связано со сменой зубов? А так все абсолютно по-старому. Очень плохо с уборкой квартиры – больно уж велика, да и никому из нас не очень хочется убираться. А найти человека, которому можно было бы доверять, ужасно трудно, да и цены бешеные – 60 – 80 тыс. за уборку. А наша библейски-молитвенная Лена («чудо-девочка») пока так и не вернула взятые вперед в июле 150 тыс. руб. Сейчас это уже верные 300 тыс., но «у нее их нет» - и все. Так мило и просто. Но она хоть, кажется, ничего не украла натурой, а так ведь все лежит открытое – бери, – не хочу. С улицы тетку не позовешь. Жалко, что Валя в Минске, и человек свой, и заработать могла бы неплохо. Ну, что делать, как-нибудь будем выкручиваться. Пока я работаю, не пропадем, но сколько это еще продлится?

Ну что же, кончаю. Завтра домой, там и письмо отправлю по почте Заказным, посмотрим, сколько будет идти. Крепко целую, обнимаю, люблю, вспоминаю постоянно (и как ты сейчас, и наше общее прошлое). Поцелуй всех своих, привет Танечке-лапочке. Где они, все еще в деревне? Где будут зимовать? Сердечный привет Кириллу Алексеевичу и твоей Тане (забыла отчество) Колосовой.

Твоя Таня.