Письмо

Академгородок, 31 марта 1973г.

Здравствуй, моя хорошая, прекрасная, большая и очень маленькая доченька! Как мне хочется найти такие слова для разговора с тобою, чтобы ты всё-всё поняла!

Я думала, что знаю тебя до конца, что ты понятна мне «вся насквозь», до самых глубин твоей светлой души. И я знала, что тебе будет наиболее тяжело пережить происходящее в семье, даже тяжелее, чем нам самим. Но все-таки, честно говоря, не ждала такой острой, можно сказать трагической реакции, а значит и знала не до конца. Одна вещь меня радует определенно: из твоих писем встает образ действительно светлого, очень чистого душою юного человека, человека любящего, страдающего, но и в самом этом страдании не озлобляющегося, не упрекающего, а продолжающего любить. Оба твои письма написаны кровью сердца, они поразили меня до глубины души, а папе я первого просто не могу показать, он будет обливаться слезами, и мы должны его пожалеть: я покрепче его, а и то чуть не расплакалась, и весь вечер была как пришиблена. Но эти письма не только горьки, они и прекрасны, они показывают, что ты – большой человек, как это ни странно может прозвучать. И представь, одновременно – большой человек и… маленькая девочка. Потому что сама огромная острота твоей реакции, это ощущение «разрушившегося мира», «землетрясения» – она от чувств маленькой девочки, не очень приспособленной к этому огромному миру, не очень хорошо его знающей и привыкшей чувствовать себя в семье как за каменной стеной.

Так вот, моя родная, любимая, хорошая! Эта каменная стена как стояла, так и стоит. Пока живы мы с папой или хотя бы один из нас, у тебя есть семья, как была, так и есть, ты остаешься для нас обоих самым бесценным, самым дорогим на свете, и это будет всегда, хотя бы мне было 78 лет, а тебе – 50. Окончишь Институт, и пока ты не захочешь этого сама, не выйдешь замуж, мы, конечно, будем жить вместе, одной семьей. И с папой будем постоянно встречаться, ходить в гости, вместе устраивать «культпоходы». Ты писала: «никогда уже мы не поедем все вместе на «Ладе» на далекие острова». Да почему же не поедем? Обязательно поедем! Именно все вместе, возьмем еду, будем загорать. Ибо мы остаемся очень большими друзьями. Вот сегодня вечером папа вернулся из командировки. Мы сразу позвали его ужинать, он провел с нами весь вечер, рассказал о своей поездке, а потом полчаса провозился с моим новым трюмо (зеркалом), которое я попросила его установить. Усталый после дороги, он все-таки долго с ним занимался, а потом уже ушел к себе купаться и спать.

Ты скажешь, но если все так хорошо, то зачем же вы расходитесь? Понимаешь ли, Леночка, отношения мужа и жены сложнее и богаче, чем отношения друзей. Ты знаешь, как я люблю и ценю дядю Павла, но я никогда не пошла бы за него замуж. У нас с папой кончились именно отношения супругов, в этом отношении мы как-то далеко разошлись, а дружеские отношения остались. И такое положение сложилось довольно давно. Сейчас речь идет только о том, чтобы привести форму отношений в соответствие с их содержанием. Если мы – друзья, и только друзья, то пусть и внешне это будет именно так. Тогда отпадают все основания для ревности, для каких-либо ограничений личной свободы, каждый живет, как ему хочется, и при этом много времени проводится вместе, но не по обязанности, а по собственной воле. Точно так же, как с Пашей: заходит он ко мне – я страшно рада, не заходит – я не обижаюсь, ничего не требую. Узнаю, что он был у кого-то другого – не ревную, не делаю сцен. Такая форма жизни для всех удобней.

Не нужно думать, родная, что жизнь на этом кончается. Вовсе нет! Жизнь исключительно богата, и после полосы трудностей может быть принесет нам какие-то еще совсем невиданные радости. Вот, например, лето. В июле Вы можете приехать сюда с девочками, мы встретим их хорошо и радушно, м.б. достанем вам всем путевки на неделю в Завьялово – там прекрасно. А другую неделю будете здесь. Пусть моим подарком ко дню твоего двадцатилетия будет путевка в ГДР-Чехословакию, оплата дороги и валюты. Подумай, как это интересно, как захватывающе! Ведь ты еще никогда не пересекала границы нашей страны, и вот проедешь через территорию Польши, затем – Берлин, Лейпциг, Дрезден с его знаменитой картинной галереей, а потом «злата Прага» с её Вацлавой, старым городом, изумительными соборами. Наверное, будут и курортные места – как широко ты увидишь мир! Да и обмен 120 р. на валюту – это очень большая сумма. Ты сможешь купить и себе и нам много приятных сувениров. Вот почему мне ужасно хочется, чтобы тебе досталась эта путевка. Ты заслужила её всею своею жизнью вдали от семьи в этом неуютном, продуваемом всеми ветрами городе. Такая неопытная, неприспособленная, оказавшись вдали от семьи, ты там твердо встала на свою дорогу, проявила такую твердость, упорство, трудолюбие, показала себя и здесь настоящим Человеком. Я бесконечно рада тому, какой ты человек, а не твоим отметкам. Конечно, я – не из камня, и радуюсь пятеркам. Но пусть даже иногда случается тройка – это же экзамены, лотерея, да и тебе не могут быть одинаково интересны все предметы. Дело не в этом. Дело в том, что ты, по-настоящему, хочешь и по-настоящему можешь. Я думаю, что после института, быть может через год или два, ты сможешь поступить в аспирантуру и будешь еще у нас кандидатом наук. Как-то мы уже говорили об этом с Юрием Ефимовичем Соколовским, тем преподавателем из Московского Института Культуры, с которым мы познакомились у Зориной. Он говорит, что взял бы тебя под свое руководство. Видишь, милая, как много впереди прекрасного! Не надо расстраиваться!

Ты об одном подумай: у тебя остались живы и папа, и мама, и сестренка, и тетя Майя, все люди, которых ты искренне любишь. А пока все живы, и никто (тьфу-тьфу-тьфу) смертельно не болен, никаких трагедий нет, есть только перипетии жизни, которыми она так богата.

Возьми «Чериков» – много они страдают от того, что не видят отца? Они об этом забыли и думать. А ведь наш папа ничего общего не имеет с позицией П.Г., который даже на письма дочкам не отвечает. Он также любит тебя, так же продолжает о тебе заботиться, готов поехать с тобой в Ленинград. То, что мы разводимся, это – наше личное дело, оно касается нас двоих, нам так удобнее, свободней, а всё остальное остается практически так же. А теперь сравни с этим ту трагедию, которую пришлось пережить нам с Майей: мы любили маму не меньше, чем Вы – меня, и потеряли её навсегда, когда мне было 14 лет, а Майе еще не исполнилось 17. И это действительно было навсегда, причем не после болезни, а внезапно, как кирпичом по голове. Вчера она была, вот лежит её недоконченная вышивка, вот стоит сваренный ею суп и недожаренные котлеты, а её – нет и никогда уже не будет. Вот она – настоящая-то трагедия, и я не могла оправиться от неё, по крайней мере, 2-3 года. Всё, бывало, плакала по ночам, и всё мне казалось, что это – неправда, ошибка, что я проснусь от этого сна, и окажется, что она жива. А тебе, Ленусенька, и просыпаться не надо, мы живы, мы любим тебя, мы с тобою и по-прежнему готовы сделать все для того, чтобы тебе было хорошо.

Что рассказать тебе о наших новостях? Я купила новый пылесос «Чайка», который высосал из нашей мебели невероятное количество пыли. Еще купила новые портьеры в свой кабинет: серые с черными полосами, очень подходящие к обоям. Сегодня купила большое трюмо с тумбочкой, которое мы и устанавливали. Ну, о стереофоническом проигрывателе я тебе, кажется, писала, но это сейчас – одна из главных наших радостей, каждый вечер слушаем прекрасную музыку. У меня уже довольно много стереофонических пластинок, самая любимая из которых – песни Эдиты Пьехи. Есть еще югославская эстрада, две стереопластинки, подаренные американцами, «Щелкунчик», Бетховен и кое-что еще. С Оксаной мы живем исключительно мирно, ничего похожего на былые времена. Надо сказать, что она и сама выправляется, ездит на курсы, помогает мне по хозяйству. Очень дружит с Олей Акуловой, которая сейчас – в каникулы – вообще живет у нас. А когда я поеду в командировку, то м.б. Оксана у них поживет. Завтра, в воскресенье, у Оксаны экзамен на курсах: «пан или пропал». Готовилась она мало, но последние 2 дня Оля натаскивала её, как бешеная.

У Рывкиных очередная трагедия с Леной: она опять сбежала, бросила курсы, где-то шлялась неделю, а когда вернулась, родители её выгнали из дома. Где она теперь – не знаю. Просто беда! Ну, Леночка, целую тебя крепко-крепко, и «держи хвост морковкой». Всё хорошо, а будет еще лучше.

Любящая тебя мама.