Письмо

Таня!

Завтра буду писать тебе о делах, о заводе, о колхозе, а сейчас ничего не могу поделать со всеобъемлющем чувством тоски по тебе. Завтра будет работа, обычные волнения, учеба и лишь в редкие минуты свободы – мечта, а вот сейчас (сегодня приехал из района), когда в комнате стоит почти потусторонняя тишина, когда вечер, когда снова тебя сдавили четыре стены, когда так,так одиноко сейчас, душа стремится к тебе, дорогая Таня. И нет ей абсолютно никакого дела до расстояний и преград, и они исчезают. Все сейчас заполнено тобой и кроме тебя ничего сейчас нет на свете. Но тишина не уходит, сердцу не легче, тебя здесь нет. Ушли, безвозвратно ушли дни, когда эта тишина была счастьем, когда больше почти ничего не надо было. Сегодня нет жизни без твоего смеха, без твоих глаз, без тебя живой. Всё остальное химера, миф, чепуха. Твои письма, маленькая частичка твоего «я», только подчеркивают эту страшную тишину и делают ее совсем невыносимой. А может быть есть чудеса? Может быть, доходят до тебя в этот миг мысли и чувства, если бы это было так! Не стало бы занесенного над головой меча, не страшны были бы будущие дни, а, наоборот, они тонули бы в потоке беспредельного счастья…

Завтра

Что за глупое троеточие? Неужели колхозные впечатления ослабили наш твердый договор по отношению к лирике? Решим так: учитывая мои большие заслуги перед с/х и специфичность создавшейся обстановки, оставим без последствий вчерашнее нарушение; в случае же повторения подобных случаев готов нести самую строгую ответственность.

На завод пойду часа через два, а до этого времени отвечу на твои два письма (к сожалению, только два, а не пачка. В деревне мне снились горы твоих посланий). Рассказам о Мухтаре (ты о нем писала мне и раньше) ты затронула несколько чрезвычайно важных, на мой взгляд, вопросов. На людей и вещи привык смотреть с точки зрения их влияния на приближения к нам голубых дорог коммунизма. Так же как и огромное число преступлений, одной из серьезных проблем, которая должна быть решена, является вопрос о сынках и дочерях знатных людей. Воспитанные в довольстве без трудностей, идя по приготовленным для них дорожкам почти без всякого сопротивления, мало зная действительную жизнь народа, они не могут быть полноценными строителями коммунизма. А если учесть, что зачастую они занимают командные должности, то получается очень неприглядная картина. Очень обидно, что родители иногда этого не понимают. Лично против Мухтара я, конечно, ничего не имею, но читая о его путешествиях и видя пред собой сушилку, женщину с ребенком на руках, а двое держатся за юбку, ее полуулыбку, сопровождающую странный рассказ об ужасной жизни, трудно сознавать нетерпимую несправедливость в нашу замечательную эпоху. В Варваринке я зачастую стыдился тех 1500-2000 рублей, которые я получаю, несмотря на то, что достаются они мне нелегко. (Хотя, к сожалению, и не очень трудно.) Если бы ты видела, чем там кормят ребятишек! Об этом даже тяжело вспоминать. И почему эти вопросы нельзя поднять в печати, почему о них молчат все руководители, почему не принимаются решительные меры к их изжитию. Ведь также очень трудно будет достичь всеобщего счастья! Вспомнил я и о предреформенных днях. В ту зиму я решил немного отдохнуть в доме отдыха недалеко от Казани. Возвращаюсь домой и в Казани волосы стали дыбом. Люди бегают, тащат вещи, сбивают друг друга с ног, покупают, что только можно, – страшная картина, которая запомнится надолго. Хотелось кричать от боли, бросить всё, уехать куда-нибудь на север, чтобы не видеть и не слышать ничего подобного.

Я очень рад, что ты принимаешь близко в сердцу наши заводские дела, хотя они не такие страшные, как ты думаешь. Этот год для завода во много раз тяжелее предыдущего.