Письмо

30/Х-52 г.

Мой милый, родной, любимый!

Если бы ты знал, как трудно дается мне эта разлука с тобою. Эти восемь дней еще крепче, еще теснее связали нас с тобою, и если раньше я хоть могла писать тебе, что-то думать, как-то выражать свои чувства, то сейчас я ничего не могу, п.ч. у меня только одно единственное чувство: я не могу без тебя, ты нужен мне, как воздух, я хочу быть с тобою. Рядом с этим единственным чувством все остальное кажется мелким, ненужным, неважным, и рука не поднимается писать тебе об этом.

Что на работе? Приедешь – расскажу. Как кружок? Расскажу потом! Как живут друзья? Мишуня, мне не до них, не спрашивай меня об этом, мы поговорим об этом после. Пойми, я хочу видеть тебя, хочу обнять тебя, хочу целовать твои длинные ресницы, хочу забыть обо всем, что не ты… Конечно, я работаю, и даже хорошо занимаюсь. Сегодня чудесно приготовилась к кружку, учу английский… Но разве это меняет дело? До 7 ноября остается 8 дней. Еще 8 дней, Мишунька, это так много… Ты знаешь, нынче кто-то говорил о 6 ноября, как будут запечатывать здание в 5 часов, и что рано придем домой, и что будет уже праздник, и я почувствовала, что в этот день, в этот теплый предпраздничный вечер, я могу быть только с тобою, хороший мой, мой ласковый! А если тебя не будет, я, наверное, буду плакать. Я, конечно, знаю, что это очень глупо, но мне так трудно без тебя, я не могу так жить. А что же будет дальше? Наверное, я сойду с ума, если мы не увидимся два месяца. Звони мне, пиши, пришли телеграмму – что хочешь, только не забывай свою бедную Танюшку. Ведь ты тоже любишь меня? Тебе тоже очень-очень трудно без Танюшки? Хочется видеть ее, ласкать, целовать? Ах, Мишуня!.. Ну, не буду ныть.

Крепко-крепко целую тебя, мой хороший, и жду-жду, не дождусь радостной нашей встречи. Твоя, по уши влюбленная, жена Т.З.