Письмо

31/Х-52.

Танюшка!

Подобно корейским военнопленным пишу письмо кровью (побочная причина такого героического решения – отсутствие в нашем доме каких-либо чернил, кроме красной туши). Только что разговаривал с тобой по телефону. Это ничуть не уменьшило мою тоску по тебе, а наоборот, становятся еще невыносимее оставшиеся до наших объятий дни. А к тому же, огорчен очень плохой слышимостью.

Дорогая, любимая жена моя!

Знаешь ли ты, что я с очень большим вниманием, гордостью и интересом ознакомился с еще одной частью твоей большой души, изложенной в дневнике. Прочел его в поезде. Конечно, можно было бы поспорить с некоторыми твоими утверждениями и не согласиться с ними (например, твоя оценка 2-х балетов, недостаточная твердость по отношению к Борису и т.д.), но в основном муж одобряет и уважает жену еще больше. А нам всем известно, что уважение – мать любви. (Отсюда, между прочим, и происходила часть моей необычной реакции – ты знаешь, о чем я говорю – при абсолютном к тебе доверии и уверенности в наших обоюдных чувствах.) Если ты хочешь, чтобы я любил тебя еще сильнее (а вероятность этого предположить можно), то до моего приезда сделай следующее. Возьми все свои дневники, все крамольные места заклей бумагой (если ты считаешь, что они еще м.б. для тебя интересны – приклей только края), и я их увезу с собой. Это будет равносильно (почти) продолжению нашего существования вместе. К сожалению, я не могу тебе ответить тем же (мужчины, по-моему, дневников не пишут), но, в крайнем случае, сможешь заняться тщательным изучением сохранившихся в живых плакатов-программ (я думаю, что до этого дело не дойдет). Всю эту работу прошу закончить до моего приезда. Твое же предложение о читке вслух сейчас принято быть не может, т.к. жизнь доказала, что наше общее время может расходоваться исключительно на деградацию и больше ни на что.