Письмо

31.10.52.

Моя золотая, ненаглядная, любимая девочка – Танюшенька!

Сегодня получил твое письмо, которое меня сильно опечалило. Я почему-то был убежден, что ты выздоровела, и совершенно не был подготовлен к тому, что моя родная, ненаглядная слабенькая девочка снова попала в беспощадные лапы болезни. И за что только она ее мучает! Если бы я знал, что ты больна – ежедневно звонил бы и развлекал тебя. А я даже несколько дней посылаю тебе простые (а не авиа) письма, т.к. марки кончились, а новые не соберусь купить. Хотел сейчас же заказать срочный разговор, но, к сожалению, на линии авария и позвонить можно будет только вечером или завтра. Если бы я знал, что моя бледненькая, хиленькая женушка больна, то я не позволил бы также проявить и намек на слабость, а был бы перманентно весело-серьезным, чтобы моя бедненькая девочка заражалась бы неподдельным оптимизмом и не вздумала бы чего доброго обращать внимание на какие-то боли. Я бы ей много рассказывал бы о будущем счастье и заставил бы ясно, например, представить себе следующую картину. Вечер. Из окна видны большущие красные звезды Кремля, на которые Танюшенька (да не только она) любила когда-то (и любит сейчас) смотреть. Она целый день работала над интересной темой и только изредка вспоминала о карапузе, который ползает под столом и беспощадно расправляется со всеми книгами; изредка она видит пред собою и своего Мишку. Итак, рабочий день кончился, и она без задержки прибежала домой, расцеловала до боли своего карапуза, которого не видела целый день, быстренько навела некоторый порядок в комнате. Затем она включает мягкий желтоватый свет настольной лампы, садится в удобное кресло и полулежа, усталая, но счастливая берет в одну руку интересную книгу, которую она начала несколько дней тому назад, а другой рукой гладит по голове малыша, который ужасно был расстроен тем, что мама не хочет с ним играть и, потеряв всякую надежду на сочувствие, решил переключиться на саморазвлечение игрушкой, которую ему купили родители. А мужа все еще нет. Он работает и вынужден часто задерживаться. Танюшке легко думать о муже (как и ему о ней). Она не сомневается в его любви, ей приятна всеобъемлющая нежность и ласка его, хотя она (ласка и нежность) и сдержана, а иногда бывает даже строговатой, но только во имя дружбы, счастья и любви. Наконец, является и Мишка. «Как я соскучился по тебе, моя дорогая» – его первые слова, прерываемые сладким-сладким поцелуем. Потом ему обязательно надо «помучить» (физически) и свою девочку и ребеныша. А потом мы вместе как-нибудь устраиваемся и рассказываем друг другу, как работали, как любили целый день. И так нам хорошо вместе! Хорошо мы понимаем друг друга. А потом мы можем прогуляться по Красной площади, посмотреть как все чудеснее становится наш родной город. А потом мы ужинаем (я ведь успел купить вкусной помадки) и читаем. Я сержусь на Танюшку – ее поцелуи мешают сосредоточиться. И я тоже хорош – обязательно мне нужно незаметно подойти к занятой Танюшке и сжать ее в своих объятиях. Но мы разумные и знаем меру – занятия есть занятия. А потом настает ночь, занавес закрывается, и мы остаемся совершенно незащищенные друг перед другом. Как мы любим и уважаем друг друга! Т.к. занавес закрыт, то только мы одни знаем, как нам хорошо и счастливо.

Вот, дорогая Танюшенька. А ты вздумала болеть. Я ведь могу рассказать тебе еще о весне или лете, но это в следующий раз. Моя золотая, крепись, держись бодро, не унывай. Побольше думай о своем друге, который тебя так сильно любит, гладит по головушке и успокаивает боли.

Тебе, Танюшенька, действительно не следовало бы идти 17/XI на работу, хотя мы всегда надеемся, что всё как-нибудь обойдется. Но, Танюшенька, давай вспомним цепь ошибок для того, чтобы их больше никогда не повторять. Не нужно было бы:

а) идти тебе встречать мужа 7/XI;

б) гулять по Кр. площади;

в) взять такси на обратном пути из поликлиники 9/XI (кстати, моя милая, почему ты сейчас не берешь такси, если надо идти к врачу – прошу на это деньги не жалеть);

г) идти на работу 17/XI.

Кроме того, не надо ругаться с родными, хотя И.В. неправ, что сильно рассердился: раз ты все-таки решила пойти на работу, то у тебя были веские причины и во многом виноват тот, кто не смог тебе спокойно и любя доказать тебе, что действительно лучше остаться дома. А главное – у вас всех натянуты очень нервы, т.к. дом превратился в сплошной лазарет. Пройдет немного времени, все выздоровеют и всё станет на своё место. Танюшенька! Неужели ничего нельзя было сообразить, чтобы ты смогла по-человечески переболеть свои боли? Если хорошенько подумать, то можно найти выход из положения. А ты у меня разумная и должна побольше думать – зря что ли у тебя такая светлая головушка. Вообще же при всех «спорах», я твердо убежден, надо исходить из того, что, прежде всего, подойти строго к себе, считать вначале себя виновным. «Прежде всего, хорошенько поразмыслить, не ты ли виновник всего» – таково золотое правило. Жаль, что нам никогда не придется ни в чем «спорить», а то я бы показал на деле, как надо решать все «конфликты». Моя дорогая, золотая и любимая! Я уже тебе много рассказываю, но ничего еще не сказал о том, как тебя люблю. Сейчас я исхожу из той грустной ситуации, что ты лежишь больная, грустная, слабенькая. Наверное, если на тебя хорошенько подуть, то ты заколышешься. Поэтому мне надо говорить только веселые и хорошие вещи. А грустных, между прочим, сейчас быть не может. Какая может прийти грусть, если мы нашли друг друга? Болит, Танюшенька, ушенько? Ничего. Дай-ка я его поцелую. И давай не будем поддаваться боли. Давай даже смеяться. Вспомним, например, «[…]». Дай тебя еще раз поцелую и пойду толкать дальше программу – она не ждет и не принимает в расчет того, что какая-то неизвестная ни ей, ни мне Танюшка болеет.

Целую твои губки, а еще щечки, а еще… (и т.д. – см. оригинал)

Твой Мишка.

А еще могу тебя обрадовать нашими производственными успехами. Позавчера нашему цеху было присуждено 1-е место на з-де. Сейчас удалось наладить хорошую работу – вплоть до того, что при обходе цеха даже не к кому и не к чему придраться. А я ведь у тебя придирчивый и настойчивый. Если не будешь требовательным, то грош тебе цена в базарный день.

До свидания, прижимаюсь к тебе. Миша.