Письмо

52/IV (28)

Здравствуй, Миша!

Я тебе даже сказать не могу, как я обрадовалась, увидев на комоде у зеркала твое письмо. Мне очень-очень хотелось, чтобы ты написал мне, я бы и сама написала давно, да все-таки совестно было. Я скучала без твоих писем, и только когда их не стало, почувствовала силу этой многолетней привычки.

Ты знаешь, Мишка, я что-то прихожу к выводу, что наибольшее место в сердце занимают все-таки старые друзья, даже далекие, заброшенные судьбою бог весть куда. Например, Гелка. Я не видела ее года 3-4, но она остается для меня самым близким, совершенно родным человеком, п.ч. я знаю ее всю, не только сегодняшнюю, но и как она складывалась, формировалась, изменялась, да и столько горя и радости пережито вместе! Или милая сестричка моя – лучший, вернейший друг… Она в Туле, видимся редко, не переписываемся вовсе, но сердце постоянно с нею. (не разобрать)… в сердце и зять – Петр Григорьевич. Он простой, без интеллигентской […], сильный, здоровый, верный какой-то человек. В то же время умный и остроумный, интересный собеседник, любитель пошутить и даже пошалить, очень молодой душою. Что касается Майки и Петра, то ты можешь (и должен) поздравить их с появлением на свет божий дочурки, покамест еще не нареченной. Родилась она только 24 апреля и имеет т.о. от роду 4 дня. А названа будет, скорее всего, либо Таней, либо Машенькой. Я, конечно, за последнее имя, т.к. моё хотя и хорошее, но мне уже изрядно надоело. Ну, вот. Еще я вожу дружбу с Катюшей, которая ведь тоже старый друг. У нее бедненький Сережка болен коклюшем, и в очень трудной форме, кашляет до посинения, задыхается, пятую неделю в доме почти не спят, похудел он до прозрачности, шейка длинная торчит из воротника, слабенький такой. Хороший он, удивительно ласковый для мальчика, отзывчивый на ласку. Я его зову «серенький рыженький» и кормлю сладостями. Очень привязана к нему почему-то…

А вот новые друзья, даже включая университетских, это уже что-то не то. Я только с Юркой Толыпкой дружу всерьез, но зато вижу его страшно редко, а с девочками – как-то не так. В Институте я сейчас «дружу» с девочкой по имени Галка или же «дорогой друг Галюсик». Она очень энергичная, живая, но для меня, для моего вкуса слишком развязна и поверхностна. У меня к Галке противоречивое отношение. С одной стороны меня радует ее живость, жизнерадостность, она вытаскивает меня «в свет», развлекает, да и веселее вдвоем, чем одной. К тому же она убежденный аграрник. С другой стороны поверхностность её отношения к жизни меня уже даже не поражает, я просто ежедневно снова и снова убеждаюсь, как мы далеки внутренне. Вечера молодежи, танцы, институтские «новости» - вот, пожалуй, весь ее душевный багаж, а умом-то она […] способная. Мы постоянно ссоримся по пустякам. Идти в театр согласны обе, но выбрать вещь положительно невозможно, п.ч. ее тянет в оперетту, которой я не выношу, меня – на серьезное, что она презирает. Наконец, однажды, согласовали вещь, но в театр не попали: Галка согласилась только на 1 ряд партера, с презрением отзываясь даже о 2-м (ничего не видно), а я отказалась принципиально, п.ч. все первые ряды партера – это выставка нарядов. Так и не пошли. Но в кино ходим часто, да и в другие места разные, т.к. жизнь, в общем, насыщена. Но это, конечно, чисто приятельские отношения: есть – ладно, а нету – и бог с ними. Совершенно не занимает места в глубине сердца эта, на данном этапе, «главная дружба». А ведь сердце-то дружбы просит и ищет, очень тоскливо без неё. И хочется именно той дружбы старых друзей, когда так много знаешь уже друг о друге, понимаешь друг друга с полуслова и вспомнить есть что, и поговорить о чем есть.

Поэтому ты должен понять, как глубоко обрадовало меня твое письмо, хотя и не слишком вразумительное. Раз такое дело, отвечу тебе по порядку.

Никаких потрясающих изменений у меня не произошло, наоборот, жизнь течет совершенно спокойно по установившемуся руслу. Работа, учеба, кружок, комсомол (выбрали комсоргом), время от времени – просмотры в театрах и кино, хоз. дела, телефонная связь с Майкой, да худ. литература – вот весь круг моей жизни. Боюсь, что душою я тоже приближаюсь к «иссохшей мумии», чего впрочем, никак нельзя сказать по внешнему моему виду. Нет, это неверно. Постоянно чувствую, ощущаю богатство жизни, радостно вдыхаю ее весенний запах. Даже кружок мой – и тот доставляет много радости. Ребятки такие интересные, смешные, я нигде так не смеюсь, как у них, и разговорились они хорошо, не стесняются больше. Свежая, юная совсем молодежь, много еще наивности, очень много хорошего. В комс. группе планируем провести обсуждение «Егора Булычева», которого мы уже посмотрели у Вахтангова. Великолепный спектакль, сильные люди, нет, человек только – Егор, и громадное богатство содержания. Хочется по-умному, тонко и интересно провести обсуждение, чтобы действительно глубже понять и почувствовать и силу Горького, и силу театра. Потом планируем выезд за город в содружестве с группой аспирантов, т.к. у нас девочки, а у них – ребята. Это тоже идея хорошая, т.к. на улице – отчаянная весна. Эта противная весна ужасно выбивает человека из колеи. На что уж спокойно и размеренно текла жизнь, но вот пришла весна, и дома не сидится, домой не тянет, комната кажется клеткой, заниматься кажется кощунством. Выходные дни и даже просто вечера превращаются в пытку. Хорошо когда собрание, или кружок, или кино. А если вечер свободен? Идти домой? Ах, как это скверно. Вспоминается Университет, компания «шакалов», и хочется снова дурить, шакалить, смеяться, «выяснять отношения». Ведь все это было так недавно, ну, вот только-только, за хвост еще можно поймать это время. Подумаешь иногда – тряхнуть стариной, собраться снова, повеселиться, попеть, выпить, поиграть, но вспоминаешь, что дружбы нет, даже симпатии нет ни к Вовке, ни к Витьке, а с Юркой и так видимся, ну и всё…

Ты интересуешься работой. Но напрасно ты ищешь её в «Вопросах экономики», так ее нет, и не будет. Работа наша выйдет отдельной книгой, но в конце года. Срок сдачи статей в секторе был 15/IV, этот срок мы выдержали. 15/V надо сдать в доработанном виду в редакционную комиссию сектора, 15/VI – в дирекцию. Ну, к концу года, даст бог, издадут. А пока я даже не знаю, получилось ли что-нибудь интересное, трудно судить самой о материале, который весь до последней цифры «сделан» своими руками. Мне было интересно считать, а будет ли интересно читать? Ну, это скажет сектор.

Никаких поездок в этом году не будет, кроме одной – отпуска. Меня отчаянно тянет в туристский поход, на Кавказ. Заявление подала и даже в ДСО вступила и взносы на полгода назад заплатила, но дадут ли путевку – кто знает.

Какие планы у тебя на лето? Думаешь ли быть в Москве? Меня огорчает сугубо пасмурный тон твоего письма. Когда ты писал его, на душе видно было нехорошо, а, «мумия»? Ну, это все злодейка-весна тревожит людей. Наступит жаркое пыльное лето, жизнь войдет в свою привычную колею и спокойствие снова станет «основным признаком существования». Ты считаешь, что это отвратительно. Нет, если бы обрести настоящее, глубокое, прочное спокойствие, чтобы ничто не мучило и не тревожило, я бы, пожалуй, сочла это за счастье. Перейти бы не растительную жизнь! В общем, я могу еще год писать, уже пол первого. Пиши мне, как ты живешь. Ты доставишь мне большую радость.

Таня.