Письмо

25/VII-52 г.

Здравствуй, Миша!

Пишу тебе уже из Ходжоха – первого пункта на моем многострадальном пути в Хосту. Прибыли сюда вчера, часа в 4 дня, усталые, как черти, п.ч. была невероятная жара. Но здесь хорошо. Маленькая уютная турбаза с цветником впереди и огромным фруктовым садом сзади. Прямо за оградой базы начинается крутой и очень высокий спуск к реке Белой. Река эта, как, впрочем, и все вообще горные реки, меня восхитила своей красотой, неукротимостью, силой, с которой она рвется, мчится вперед. Она полноводная и вода в ней кажется голубой, как в море. Мы были на реке на закате, солнце косо светило из-за зеленой лесистой горы, освещая пышную зелень, (не разборчиво) крутой берег, камни, на которых мы сидели, (не разборчиво), и было очень хорошо. Очень радует красота. Вечером сидели в саду на лавочке, беседовали, потом уходящая нынче группа давала концерт (нам давать сегодня), потом были танцы. Все было так, как я и предвидела. Я быстро подружилась со своими спутницами, но, конечно, только формально, поверхностно, а такая дружба не радует сердца. Не знаю, сумею ли я отдохнуть здесь душою. Тоскую я очень, Мишка. Вчера ужасно жалела, что тебя нету здесь, вдвоем было бы совсем иначе. Можно ходить в далекие прогулки, на речку, и вечером лучше было бы на душе. Мне очень хотелось бы в следующем году путешествовать с тобою вместе, если ничто не изменится в твоей жизни коренным образом, и ты не найдешь более интересной спутницы. Я бы даже предложила тебе теперь же [кровью] подписать соответствующий договор, но не решаюсь после твоего отъезда из Москвы. Ведь мы с тобою вели разговор об этом еще до всяких других разговоров, а то, как ты уехал, не повидавшись больше со мной, наводит меня на грустные мысли, что и лето со мной проводить ты не захочешь. А уж до чего это мне печально! Ты мне, пожалуйста, напиши свои соображения, и постарайся не очень огорчать меня. Если бы ты знал, в каком истерзанном состоянии находится мое сердце! Не знаю, почувствовал ли ты это в свой приезд. Я стараюсь, конечно, «держаться молодцом», но постоянная тоска становится, кажется, близка к отчаянию, и нет ничего дороже в это время дружеского участия и внимания. Но я прекрасно понимаю, что ты – не врач, и странно было бы требовать от тебя исполнения таких обязанностей. Но м.б. тебе тоже хорошо со мною, лучше, чем одному? Если так, то на началах взаимности я была бы очень рада организовать следующий отдых.

Сейчас у нас было инструктивное совещание и распределение обязанностей. Всем дали нагрузки. Я – член маршрутной комиссии, дело самое безобидное. Надо начертить по маршруту на каждую пару людей, а потом вести журнал похода. Это интересно и нетрудно. У нас хороший староста, большой чудак и юморист. Грубоват, но по настоящему остроумен, нельзя не смеяться. Пока все хорошо. Проводили предыдущую группу очень тепло, т.ч. как-то по сердцу все. Мне было очень грустно, когда ты уехал из Москвы, не объявившись. Я все думала, что хоть позвонишь. Вообще, я скучала, когда ты уехал, успела привыкнуть.

Ты мне обязательно напиши в Хосту (турбаза, мне). Мне хочется думать, что когда […][…] твое письмо будет […] меня. А поедем в том году по Осетинке? Жду ответа.