Письмо

№ 4

15/Х.

Танюшка!

Если ты меня любишь (я в это далеко не уверен, т.к. вчера еще не имел от тебя ни одного письма, хотя послал тебе целых 3), то я тебя мог бы обрадовать. Не исключена возможность, что на технологическую конференцию, которая начнется 20 окт., пошлют и меня. Я в этом еще далеко не уверен, но мой шеф уже дважды об этом заговаривал. Конечно, пошлют они меня (если пошлют) не ради голубых глаз или длинных ресниц, а потому что на конференции надо будет сделать обстоятельный доклад о новом методе производства деталей – пластической штамповке. Над текстом доклада я сейчас работаю, но не исключена возможность, что его будет читать кто-нибудь другой. Вот было бы здорово, если бы мы могли обняться и поцеловать друг друга еще до 7 ноября! Но даже если и не пошлют меня (что наиболее вероятно), то всё равно увидимся скоро – 7 ноября.

Был вчера у секретаря парткома. Он выслушал меня, ничего конкретно не ответил (я и не надеялся на что-нибудь другое), но и не смог ничего возразить против справедливости моего требования о скорейшем увольнении. Это важно, т.к. мне могли бы сказать – пусть жена приезжает сюда. Для того чтобы не вдаваться в лишние подробности, я всюду говорю, что ты работаешь там-то и одновременно учишься. Так что тебя нельзя срывать с места даже на сотую долю секунды. Бедному мужу остается только один выход: или броситься с крутого обрыва в р. Казанку, или полететь на крыльях в Москву к своей мечте.

Минут через 15 начнется партбюро по вопросу о работе техбюро цеха (над которым я шефствую). Положа руку на сердце можно сказать: плохо мы работаем. Часто один и тот же вопрос решаем по нескольку раз, не доводя его до конца, плохо двигаем вперед нашу технику и т.д. Но об этом всём мы будем иметь с тобой еще длинный разговор, а сейчас меня волнует другое. Меня волнует, как там поживает моя девочка, моя Танюшка. Да, забыл тебе сказать. Я тебя убедительно прошу выспаться за прошлые и будущие дни. Хотя я и смирился с моим горем по поводу того, что досталась мне соненькая женушка, но всё же лучше видеть перед собой милую, которая не засыпает на глазах у огорченного супруга, подобно спящей красавице, а держится стойко и бодро.

Бюро началось. Пишу под самым носом у своего шефа и парторга. Это даже интереснее. Докладчик говорит: «То, что сделано хорошее, пусть останется». Пускай, Танюшка, остается. «Тов. Ванюшина более склонна к проталкиванию заказов, чем к проектированию форм.» «Тов. Измайлова будет скорее таскать литники, чем составлять инструкцию по плавке.» Вопрос к докладчику (нач. Б.П.П. т. Согнинин): «А вы пытались учить т. Искакову?» «А я со своей стороны пустил слабину и не обеспечил участок опоками.» «Этот вопрос решится в том вопросе, когда пустят в эксплуатацию цех № 11.» (речь идет о повышении давления к пескоструйному аппарату для очистки отливок). Речь держит мой начальник. Будем громить. «Ужас сколько приходилось воевать с мастерами, а Гаврилов не прививался.» «Главное зло, почему мала отдача работников Б.П.П. – заедает текучка.» Речь его затягивается, а мне хочется побыть наедине с тобой. А ты догадываешься, что я тебя чуточку люблю???

«Подготовка производства должна охватывать шире», – таков лозунг.

Сейчас мы обсуждаем вопрос: «Как нам выжить первобытный инструмент?» Ты нам не можешь помочь, Танюшка?

Бюро кончилось.

А плохо ведь, Танюшенька, что вместо живых человеческих чувств мы вынуждены трансформировать их на бумагу, а затем снова разгадывать. Вместо этого обнять бы тебя крепко-крепко, посмотреть бы в твои глаза, потерять свое «я», слиться в одном высоком порыве.

За это!

Миша.