Письмо

№ 64

24/XII-50.

Ломал себе голову, как правильно определить переводной коэффициент для определения площади формовочно-заливочного участка, в сердцах бросил карандаш на стол, но сразу же вспомнил о тебе и вот итог – несметное количество моих писем (с учетом переводного коэффициента их серийности) продолжает расти.

Как вы поживаете, уважаемая Татьяна, в этот воскресный день? Как ваше самочувствие? Собрались ли, наконец, ответить мне, хотя бы (и только) в плане рассказа о вашей работе? А то вот я вчера шел на работу и сочинил следующую телеграмму, которую пошлю Вам под новый год: «Поздравляю новым годом слегка удивлен молчанием Миша тик». Если же Вам, Таня, очень трудно следовать установившимся традициям в нормальном человеческом обществе – отвечать на письма, или у Вас не хватает капитала на марку почтовую, то можете себя не очень мучить угрызениями совести: ваш друг все понимает (так он думает) и сердится не очень. А если у Вас вообще не возникают по этому поводу угрызения, то еще лучше, великолепно. Больше того, ваш покорный слуга готов отказаться от всех земных радостей и удалиться в пустыню (конечно, если она не попадет в зону орошения согласно Ваших проблем).

Должен вас порадовать – мы вынуждены сейчас расстаться, потому как дороги наши встретиться не могут, тебя ждет счастье, а меня – печаль.

Вы, по-видимому, сейчас продолжаете нежиться на кровати, а я уже иду заседать (несмотря на воскресный день). Предо мной лежит удостоверение № 7 «делегату от цеха № 2 на заводскую конференцию членов профсоюза». Мы будем обсуждать целый ряд серьезнейших вопросов, но благодаря Вашей (--- придумаю потом) мысли мои будут далеко.

Хватит улыбаться. Действительно, доброе утро, Танечка.

Сейчас тороплюсь и вспоминаю дядю Маяковского и его слова о заседаниях. Постараюсь себе представить, что ты делаешь в эту сек. Наверное, завтракаешь. Тебе вообще надо поправляться, а то из-за своего «сугубого» настроения ты начинаешь худеть.

Глупости.

Жму руку и бегу. Миша.