Письмо

1950/ XII(22)

Здравствуй, Миша!

Прости за задержку с письмом. Конечно, эти три дня – ничто не только по сравнению с вечностью, но и с теми периодами, что я уже не писала, но, все-таки, за них я прошу прощения отдельно.

Вот так. (рисунок) Надеюсь, что ты извинишь меня: эти дни я усиленно гнала английский, который должна сдавать завтра (странички), и настолько уставала, что уж не могла взяться за письмо. А в среду была на «Студенте 3-го курса» в театре им. Моссовета. Постановочка очень легенькая, типа оперетты в прозе, но чудесно передан студенческий быт, бесшабашность брата-студента, веселый дух, мечты, студенческая, немного грубоватая, сдержанная, но настоящая дружба. Очень правильна и близка основная идея пьесы: необходимость помогать стране по мере своих сил уже со студенческой скамьи, связь с практикой. Практика в колхозе, строит-во колхозной электростанции на глазах меняет этих вторых «шакалов», и этому веришь. Такое оно и есть – влияние настоящей суровой и требовательной жизни. Конечно, глубокой психологии здесь нет, и в этом отношении «Вторая любовь» намного лучше, серьезнее, глубже. И вообще, это великолепный спектакль. Еще я вчера была в кино, смотрела «Далеко от Москвы». Это был общеинститутский просмотр, и потому сегодня шел активный обмен мнениями. В целом народу не очень понравилось, а мне – очень, ужасно. От начала и до конца смотрела затаив дыхание. Правда, я не могла отвлечься от книги; она шла подтекстом и кино я воспринимала, м.б., как живые и необычайно яркие иллюстрации к отдельным сценам из романа, но впечатление было очень сильное. Народ жалуется на разбросанность, бессюжетность и т.д. Все это очень верно, но я этого не чувствовала совершенно. Я-то читала книгу, т.ч. сюжетный костяк уже был! Изумительно играют артисты. Даже эпизодические роли сыграны мастерски: Петя Чуркин, Женя, Таня, шоферы Солнцев и Митин. А Рогов? Какая прелесть! Нельзя не улыбаться, глядя на него, нельзя не заразиться его жизнерадостной, горячей, бьющей ключом энергией. Вот у кого следовало бы поучиться некоторым слишком мечтательным товарищам. И уж, наверное, этот Рогов иссушил не одно девичье сердце. Теперь дальше. Если ты хочешь представить себе Котова, то внимательнее всмотрись в Батманова. Это люди одного поколения и одних судеб, очень близкие и похожие, даже внешне. Есть у Батманова такой взгляд: чуть исподлобья, пронизывающе-глубокий, изучающий и оценивающий. Это взгляд Котова. Только Батманов высокий, а Котов – маленький, но это дело второе.

Тебе, вероятно, интересуют мои отношения с ним. Как это ни странно, характер этих отношений все еще не установился, находится в состоянии формирования. Я хорошо отдаю себе отчет, что у этого романа нет никакой перспективы, кроме бесконечных страданий и для нас, и для его семьи. Между тем, чем дальше, тем ближе, роднее, дороже мы становимся друг для друга. Значит, откладывать разрыв невозможно. Так я ему и сказала, так и стала себя вести (кстати, когда я вернулась домой после этого разговора, меня и позвали к телефону говорить с Казанью). Но мне невыносимо видеть, как ему тяжело. Я чувствую, что видеть меня ему мучительно. И каждый мой звонок по телефону для него истязание, вижу, что он стал таким задёрганным, неуравновешенным, что даже в секторе стали удивляться. Я раз попросила К.В., когда она ему шла звонить, спросить у него, нужно ли мне позвонить ему, есть ли у него дела ко мне. Она спросила и в ответ услышала: «Пусть сама об этом спросит». – «Да ведь она и велела спросить, нужно ли ей звонить». – «Может сама у меня спросить, а ты, пожалуйста, не вмешивайся, куда не надо». (Они ведь с К.В. – друзья молодости.) Она пришла совсем растерянная: что это, говорит, с ним? Не знаю… Ведь мне так легко его утешить и успокоить, что искушение очень велико… Все-таки нет у меня сейчас человека ближе и роднее его. Его боль, его страдание – это и моя боль… Но любовь ли это, я не знаю. М.б. и любовь, м.б. и нет.

Ну, листок кончился, и я кончаю. Уже первый час, а завтра на работу.

Жду от тебя писем, большой привет Марку Львовичу. Пока до свиданья.

Таня.

22/ -50 г.