Письмо

19/12-50 № 62

Таня!

Разговор продолжается. Вообще, только так и надо разговаривать – не по телефону, не тогда, когда бываешь гостем или чего-то ждешь или терзаешься, а в такой самой обычной обстановке. Садись же рядом и поудобнее. Извини за вольную одежду: терпеть не могу всякие там галстуки, пиджаки и т.д. – прибегаю к ним только в случае необходимости.

Так вот, Танечка, брось ты свои «объективные» причины. Я о них не знаю еще и не догадываюсь, но мне тебя жалко и я всю дорогу шел и раздумывал о причинах (один раз даже чуть было не упал, поскользнувшись на льду). Ты ведь мой друг, Таня, а если у друзей настроение «сугубое», то и у самого не хорошо на душе. И так просто сейчас, так спокойно, что я начинаю тебе рассказывать о друзьях действительных и теоретических, о том как я был неправ в телефонном разговоре, а ты – тем более, о том, что боишься произнести слово, если не уверен, что оно не несет в себе элементы компромисса. Или да, или нет. И как просто сейчас! Настолько, что я даже откладываю ручку и начинаю разворачивать свои покупки, потому как голод не тетка, а мы с тобой, так или иначе, не расстаемся. Не так ли?

Письменное продолжение – поближе к новому году. Следую твоему примеру – хотел было заставить себя уснуть (сейчас 23.50), но это оказалось делом нелегким, так как с тобою не так-то легко расстаться. Расскажу тебе на сон грядущий страшную историю, которая случилась со мной позавчера.

Несколько месяцев тому назад отдел снабжения завез в наш цех около 100 кг олова, которое является довольно дефицитным материалом. С того времени у нас было несколько столкновений со снабженцами, которые требовали, чтобы мы отдали часть Sn в другие цеха. Дня три тому назад, когда я подписал требование на выдачу 2 кг Sn в другой цех, заходит кладовщик и сообщает, что олово нами уже полностью израсходовано. На следующий день в присутствии директора з-да на меня набросились снабженцы во главе с зам. д-ра. Вы, мол, не хотите отдать Sn и тем самым срываете программу цеха 18. Я возмутился, что за безобразие! Откуда я возьму для вас металл (с этим вопросом мне пришлось столкнуться, т.к. мой нач-к в командировке). Тогда Гревцов (зам. д-ра) говорит: «Смотрите, если мы обнаружим у вас Sn, то вы (т.е. я) получите строгое взыскание. Прихожу я в цех и узнаю, что кладовщица меня информировала неправильно (на складе было 14 кг Sn), а я в свою очередь говорил неправду (хотя и не по своей вине). Вот как бывает иногда в жизни. Сейчас дело как будто уладилось.

Утро. Первые мысли со сна не очень веселые; кое-как умылся и сразу же хочу поделиться с тобою своим беспокойством. Главное, что осталось после вчерашнего разговора – твое «серенькое» настроение, которое свидетельствует, что тебе не очень легко, и связанное, по-моему, с ним нежелание мне отвечать, хотя я об этом говорил несколько раз в письме. Дело не во мне, дело не в чувствах – бог с ними, с этими чувствами и говорить о них больше не надо, - а дело в том, что тебе, по-видимому, надо несколько перестроить свою жизнь. Чтобы было о чем писать – да оно и есть, но раз ты говоришь об обратном, то здесь что-то ненормально, - так чтобы было все-таки желание писать, чтобы постоянно ощущать свободу и огонь души и не давать мелким и случайным событиям, засасывающим в своем однообразии будням затемнять и глушить чудеснейшие качества человека. Так нам говорили и это правда, святая правда, и жаль, что не всегда это удается сделать, но стремиться – обязательно. Вот и посмотри внимательно вокруг, где скрывается враг и объяви ему решительную войну. А если его нет, то это еще лучше (хотя я и очень сомневаюсь). Дальше, почему ты по-прежнему очень устаешь? Может быть, работа стала не очень интересной, м.б., к тебе изменилось отношение «начальства»? И снова старый вопрос, почему ты все же об этом не пишешь? Даже отбросив, повторяю, всякое подобие лирики, ты могла бы поделиться некоторыми мыслями со мной.

Я думаю, что ты учтешь справедливую критику и постараешься исправить свои ошибки. И еще раз твердо говорю – попробуй не выполнить! – никаких «настроений», только счастье, радость и все лучшее должно быть связано с твоим именем. И не вздумай говорить: «ну что я могу сделать?» Ты можешь и должна сделать все. Больше энергии, больше жизни! Напиши себе соответствующие плакаты, повесь их на стене и «если тебе будет тяжело – взгляни на эту твердую решимость», как записано у меня.

Мое время истекает, стрелки заставляют кончать эту серьезную беседу с тобой. К тому же сейчас еще могут быть овации по поводу выдержанного стиля, а через несколько минут мы от дружеской беседы можем перейти на другие темы – о, как они тебе надоели! Но они ведь вечные, Танечка, и с ними ничего нельзя сделать.

До свидания. Миша.

19/XII-50 г. – а когда соизволите, Татьяна Ивановна, написать вы? М.б. к Новому году?