Письмо

1950, май, 15

Вот, Мишка, как я честна. Не успел ты уехать, как я пишу тебе второе письмо. Пишу потому, что на душе невероятная муть. Очень мне нехорошо. Неприятна и тягостна неразвеивающаяся неопределенность формального положения. Симферополь – Москва ли; аспирантура – работа ли – не знаешь чего ждать, на что рассчитывать. А ведь экзамены в аспирантуру в июле, значит даже отдых спланировать нельзя. А хуже всего то, что я не знаю сама, чего же я хочу, то мне кажется, что я хочу и то и другое, то – ничего, все одинаково противно. Голубой мой Симферополь! Ну, что ж, все-таки мои личные симпатии на его стороне.

Ты знаешь, что я решила поссориться с Вовкой? Если не знаешь, то узнай. В конце концов, если он неспособен даже позвонить, то все его сладкие речи это сплошная фальшь. Ах, как мне все противно! И все это из-за Вовки. Ненавижу его! Так надоело мне его вечное лицемерие! 4 года дружбы и я до сих пор не знаю его, не поняла до конца, а его отношение ко мне столь противоречиво, что оно остается для меня полной тайной за семью печатями. Странный все же человек Володя, но именно в этой сложности и противоречивости его характера, в самой невероятной трудности этого характера и кроется его непреодолимое для меня обаяние. Не люблю я ровной, сладкой, спокойной дружбы. Вот с Вовкой мы ссоримся через каждые 2 дня, ссоримся «навеки», миримся, страшно радуемся этому миру и, вдруг, снова выясняем, что не поссориться невозможно. Конечно, в ходе жизни это дается тяжело и приносит много горя, но в целом, когда вспоминаю 4 года на факультете, то вижу, что никто не дал мне так много, и в частности, так много радости, как В. Ну вот. Пройдет полтора месяца, и мы скажем друг другу последнее прости. А я не могу. Не хочу. А надо, – и значит, скажу… Вовка-Вовка!!! Ты знаешь, его ведь посылают в Хабаровск, значит, если расставаться, то, скорее всего, навсегда. Это тяжело совершенно невероятно. Ну, хорошо, ну повешу его портрет в комнате, но разве портрета – достаточно? Или тебе хватило бы портрета? Мне кажется, это еще хуже, будешь смотреть без конца на это бесконечно близкое родное лицо, и будет мучительно думать, что тебя отделяет от него 11 тысяч километров. Итак, полтора месяца. Мало?.. Да, немного… И пускай. Ты думаешь, из-за этого я не решусь поссориться с ним? Как бы не так! Вот встречу и не стану разговаривать. Кто ему дал право мучить меня? У меня довольно сил и гордости, чтобы вовсе отказаться от его дружбы. Подумаешь, какое счастье! Плевать мне на него! И потом… Все равно. Все равно ведь ссориться, ну пусть раньше немного. Повздорим, потом всплакну дома, и, сжав зубы, забуду думать о нём. Это я умею – не в первый раз. Сколько раз эта история повторялась, сколько раз он приходил, в конце концов, опустив голову и смущенно улыбаясь. Приходил просить прощения и, конечно, получал его. Но теперь до конца осталось полтора месяца. Нет, так мало наши ссоры никогда не длились. Ах, Мишка, как тяжело мне, если бы ты знал!!!