Письмо

21/II-1950.

Здравствуй, Таня!

Взбрела фантазия написать тебе сегодня пару слов. Да пишу-то я в какое время! Святая святых моего распорядка – утро (5 ч. утра). Ты можешь сразу задать справедливый вопрос: как же я докатился до такой жизни, чтобы в нарушение всех существующих правил променять радость грызения научных основ на радость беседы с тобой. Особенно не ломай себе голову (для девушки это не […] – можно постареть), лучше […] расскажу. Дело объясняется тремя причинами: а) я хотел еще вчера вечером черкануть пару слов, но этому желанию помешала воцарившаяся в комнате темнота, обуславливаемая прекращением подачи электронов к моей лампочке накаливания (других орудий производства света в этой комнате никогда не бывало); б) отсутствие необходимого справочного руководства по расчету глобоидальной червячной передачи (ехал за этой книгой вчера в город, но бесполезно. Автобус на обратном пути застрял на полдороге. Мороз. Ветер. Степь. Начал организовывать вытаскивание, но опять бесполезно. В конце концов был вынужден дезертировать с трудового фронта, прицепившись к грузовой машине и благополучно доехав таким образом к поселку).

Третья причина. Боязнь за судьбу твоего диплома. Танечка, пожалей мои седые волосы, не вздумай пуститься в извращение организации труда в колхозе. Ты м.б. не знаешь или забудешь, что основа организации труда – бригада, а не звено. Неужели ты забыла, что звено, [как бывает] в большинстве случаев порождает […]…ханизаторские настроения, порочит основную идею коллективности сельского хозяйства. Боже тебя сохрани, Таня, увлечься индивидуальной сдельщиной. Ты можешь, чего доброго, применить ее к такому технологическому процессу, как молотьба. Умоляю тебя, не делай этого. Ты ведь еще так молода. Можно было бы здесь привести фразу – И это было так жестоко, что не простившись, вы ушли, – но я этого не сделаю. Уж слишком вопрос серьезный, чтобы можно было приводить цитату, не имеющую другого отношения к грозящей опасности, кроме слова так. Прежде чем приступать к защите диплома, обязательно пришли мне копию. Я проверю, уделяется ли должное внимание комплексу Докучаева-Вильямса-Костычева. Не умаляешь ли ты роль колхозных собраний, как высших органов руководства колхозом. Написав эту фразу, немного загрустил. Вспомнил, что у нас сегодня общезаводское собрание по итогам [ прошлого года] и перспективам на будущий. А перспективы очень неважные. И достанется нашему цеху за брак. Пойди докажи им, что брак в литейном деле неизбежен, что вовнутрь детали не залезешь, что… Пойди эту правильность с эрфрутской сверь! Не понимают, Танечка. Посочувствуй. А между нами говоря, у нас есть уйма недостатков. Работаем мы зачастую по старинке, мало работаем с кадрами, не уделяем должного внимания развитию социалистического соревнования…

Ну, хватит. А то не придется нарисовать ни одного символа, и ты можешь обидеться. А м.б. изменить стиль писем. Писать их на принципиальной высоте, в разрезе требований нашей социалистической действительности. Тогда все будет ясно и понятно. Но, Танечка, будет скучновато. Поэтому, чтобы тебя немного развеселить, нарисую воду. Если написать, что это есть вода, а не водка, то станет совсем понятно. А вот у Светлова вода не сходит с […].

Так. Причины появления […] вскрыты и проанализированы. О качестве анализа можно судить хотя бы по тому обстоятельству, что письмо написано в рекордно короткий срок – минут за сорок.

Для увеличения количества печатных листов и вытекающих отсюда последствий, снова вытекающих из принципа взаимности, прилагаю еще 3 (три) страницы своих зеленодольских впечатлений.

Привет Майке. Потому что не пишет.

Михаил.