Письмо

Милый Мишка!

Как всегда страшно рада твоему письму и как всегда сразу сажусь писать ответ (!). Я вообще пишу тебе колоссально много писем, только я их забываю отправить, и они устаревают. Увы! Как ты встретил Новый Год? Я, например, ужасно плохо. Ты уже знаешь, что я поссорилась со своими друзьями (я подразумеваю Вовку и Валю, сэр) – хотя тут «ссора» совершенно не то слово, и мы справляли праздник в горьком одиночестве, в весьма узком семейном кругу. Были мы с Майкой, Юрка и Лерок. Потом, чтобы отметить чем-то наступление Нового Года, я плакала, п.ч. было очень плохо на душе. А весь день 1 января полузанималась, полуспала. Если верить народному преданию, то таков-то и будет для меня весь 50-й год… И все-таки, я решила не унывать и радоваться жизни такой, как она есть.

Например, 28 декабря мы с Леркой ездили к Витьке кататься на лыжах, и это было замечательно хорошо. Было много веселых и грустных приключений. Так, не успели мы вступить на территорию станции Удельная, как нас окружила шумная ватага цветов жизни (я подразумеваю юных джентльменов, сэр), которые упорно и настойчиво стремились сбить нас с ног, попасть снежками в наши головы, подставить ножки и т.д. Эти нежные цветы нас так замучили, что мы почувствовали себя, в конце концов, загнанными, несчастными трепетными ланями в тот самый грустный момент, когда они готовы отправиться в пасть хищников. Зато, какое жгучее блаженство мы испытали, когда цветы жизни завернули на другую улицу!

У Витьки нас ждал новый удар, но уже в буквальном смысле этого слова (я подразумеваю «хук справа», сэр). Если вы хотите, я поясню вам как развернулся ход этих печальных событий. Дело в том, что Витька занимается боксом, и у него на террасе висит солидная боксерская груша, сиречь мешок, набитый опилками. Увидав ее, я попросила Витьку продемонстрировать нам, что такое хук справа. Воодушевленный присутствием милой его сердцу Лерки Витька ударил по груше со страшной силой, словно это была некая гнусная личность, посягающая обидеть даму его сердца. Груша взвилась в воздух и со всей силы стукнулась… увы, в нежное лицо этой самой дамы. Раздался легкий вскрик, сперва Леркин, потом наш, но по счастью все остались живы. Единственным следствием всего этого было то, что мы с Леркой, наконец-то, поняли, что такое хук справа (на этот раз навеки).

Потом мы поехали на лыжах и, несмотря на то, что более бесталанных лыжников, чем мы с Калерией Гавриловной трудно вообразить, все же благодаря Витьке мы прошли км 6, но не дошли до обещанного нам леса 200 м и упали без сил в первую попавшуюся яму. Здесь мы сняли лыжи, сделали из них скамеечку, аккуратно расселись и с искренним наслаждением распили из горлышка четвертинку «рябины на коньяке». Были произнесены соотв. тосты за лыжи, за лыжников, за Сталина и за исполнение желаний. Отдохнув и полностью использовав все Витькины способности в качестве подушки, и порядочно замерзнув, ибо шел густой снег, сэр, мы тронулись (я хочу сказать поползли) в обратный путь. Не буду описывать тебе, какою ценою нам пришлось расплатиться за дерзость заехать на 6 км, скажу лишь, что за 2 км мы с Леркой сняли лыжи и пошли пешком, таща их на плечах. Однако, мы не унывали, сэр, ибо впереди нас ждал обед, бутылка «крепкого ягодного» и Витькина пленительная игра на рояле. Мы заслужили это своими страданиями, и мы это получили. Весь вечер слушали, и не могли наслушаться Витькиных песен. Ты любишь есенинскую «Черемуху»? Она удивительно хороша, и мы заставляли его петь нам ее неоднократно. Еще люблю я «Бригантину» и «Две гитары» и еще много песен. Словом, было очень хорошо, и мы решили повторять такие милые прогулки. Вот был бы ты в Москве, Мишка, то-то было бы радости! Мы бы катались на лыжах, и ты бы вместе с нами укреплял свое хрупкое здоровье «спиритус-ом вини».

Продолжаю письмо, лёжа дня через 2. Устала очень. 12-го экзамен, который принимает Козодоев, тот самый, который меня ненавидит «зоологической ненавистью». Боюсь, что меня ждет первая тройка, но даже не это угнетает. Что же?..

Так, Мишка. Жизнь в целом. Смотрю, как не удачно, «не так» складывается она у всех вокруг. Вот Майка. Как хочешь, ей 26 год, а как она еще неустроенна, и ничего нет прочного, на что бы можно было опереться, а главное никого. Что ее Артименков? Раз уж у него жена, значит дело обреченное… Теперь еще Лерка меня огорчает. Она приехала из Средней Азии в очень тяжелом настроении, п.ч. ей пришлось там много пережить (ты в основном знаешь историю, но все это в жизни было гораздо сложнее и мучительнее). И теперь она с одной стороны чувствовала себя очень одиноко и инстинктивно тянулась к людям, с другой стороны, она не могла, конечно, не быть настороженной, и все свои отношения с людьми она прикрывала корочкой иронии. И все-таки, запуталась. Подружилась она очень сильно с нашим Юркой, причем эти отношения носили немного странный характер. Одновременно были легкими и шутливыми, и весьма бурными, если судить по сломанной линейке. Только я думала, что это лишь с его стороны, а оказалось – с обеих. Теперь Лерка вроде очень сильно увлечена, но Юрка не верит ни одному ее слову, считает (на основе ее прежних иронических высказываний), что она просто хочет поиграть им, а этого он с его сатанинской гордостью, конечно, не допустит. Трудное положение, но я думаю, Лерка своего добьется… И снова все тот же вопрос: а дальше? Что же дальше? Не знаю. Вероятно, поэтому же и Юрка, ломая линейки, все же решительно говорит «Нет.» «Нельзя.»

Ну, хорошо, а Витька? Он тоже весьма неравнодушен к Лерке, и она до сих пор давала ему все основания надеяться. До сих пор, т.е. до сегодня, когда я передала Юрке ее записку, считай, что с объяснением в любви. Она и думать забыла о Витьке, а мне ведь он друг, я очень люблю его, и его судьба мне тоже не чужая… Витька не очень-то был счастлив пока, и этот новый, пусть пока не очень сильный, но все же удар придется ему по еще болящему месту. Хочется, чтобы все было лучше, а вот получается ерунда… И чем тут можно человеку помочь? Только видеться реже, т.е. тут же порвать крупкущую дружбу. Мы ведь после той лыжной прогулки потом у Лерки день провели, а вчера у меня, причем они с Леркой и ночевали у нас. Не спали до половины шестого, болтали, вспоминали смешные истории и т.д… Только Витька уехал в радужном настроении – и хлоп! Этот удар для него. Я сидела нынче с этой запиской и думала: вот у Витьки чудесное настроение, и жизнь хороша, и жить хорошо и все чудно. И не знает он, что его судьба уже снова решена в сторону «нет», и его Лерка по собственному желанию отрекшись от человеческих, хороших, здоровых и нужных им обоим отношений с ним бросается «головой в омут» в новую сложную и мучительную историю. Ведь Юрка очень тяжело болен, у него не только туберкулез бедренного сустава, но и туберкулез почки, а это страшная вещь. Поэтому все осложнено до крайности…

Что же еще тебе написать? У меня у самой тоже неважно на душе. Мне кое-как удалось окончательно «подтянуться», и пропитать не только внешнюю оболочку, но и всю «внутренность» сердца холодом, гордостью и безразличием по отношению к Вовке. Это правда… Я как-то твердо стою теперь на ногах, и хорошо знаю, что не пойду ни на какие компромиссы. Не только первая не подойду (это исключено), но не протяну ему руки, если даже он сам попросит мира. Только если бы он полностью понял и признал свою вину передо мною и открыто заявил бы, что просит моей дружбы, я бы, м.б., ответила согласием. Однако, это мало реально. Сейчас Вовка очень не прочь помириться и ходит вокруг, но гордость у него отнюдь не меньше, чем у меня. Конечно, он не выдержит, в конце концов, и придёт, но боюсь, что это будет уже весною или летом… Ну и пусть. А компромиссов я не хочу! И все-таки, Мишка, так грустно, так больно… Я уж сколько раз говорила тебе, что Вовка близок мне удивительно, и очень дорог. И хотя это чувство – не любовь, оно так сильно! Я вспоминаю то немногое, что было хорошего у нас за 3 года нашей дружбы. Долгие разговоры в Александровском саду на горке, летние и зимние поездки за город, прослушанный вместе «Князь Игорь», немногие слова, сказанные «из души в душу» за бокалом вина, немногие часы, проведенные мною у него в комнате… Так мало «событий» и так много молчаливой близости, большой, но сдержанной нежности. А зато – наши ссоры! Сколько их было, боже! И всегда именно в такой форме гордого пренебрежения, обиды, презрительных усмешек и т.д. до тех пор, пока все эти маски не падали под напором горячего желания помириться и снова побыть вместе. Лихорадка… Только, чем дальше, тем хуже в целом становятся отношения, тем больше ссор, тем они глубже и болезненней, тем короче периоды мира, тем меньше это чувство близости, нежности, верности в дружбе. Вероятно, наступил Общий Кризис Капитализма. Ну, все сразу решила отправить, а то никогда не допишу.

(Подпись)