Письмо

Ноябрь – 47 г.

Здравствуй, Майя!

Самые трудные вещи я обычно оставляю на закуску. Вот и сейчас предо мною лежит стопка готовых писем, а сие послание только начато. Так пишись же живей, мой небольшой дневничок. Прежде всего, Майя, не придавай большого значения такому длительному молчанию. Оно ведь ничего не значит. Одному богу известно о том, сколько раз я с самыми теплыми чувствами вспоминал о вас. Кажется, ничего особенного не было. Но почему-то даже с самым близким мне человеком, моим братом, я не мог найти такой душевный контакт, чем с вами или тобой (вопрос по-прежнему находится в стадии разрешения). И если к этому прибавить работу расстояния, времени и отсутствие эрзацев, то станет ясно, что я начинаю скучать. Покамест я не стал совсем скучным, в нескольких словах передам все происшедшее.

Как ты уже прочла на конверте, пишу из Казани. Да, должен признать, что с толстовскими идеями в наше время далеко не поедешь. Кировоградская эпопея это подтверждает самым убедительным образом. Я потерпел поражение в своих законных правах, потому что думал не только о себе, потому что слишком доверял людям. Я не говорю уже о кошмаре встреч с вершителями судеб. В итоге я был обманут, и очутился в небольшой темной комнатушке. Так как моя основная задача была перетянуть в город всю семью, то, конечно, мне пришлось бросить все и уехать. В довершение всего у меня стащили в последний день часы и еще кое-что. Это довершило мое финансовое банкротство. Так что мне пришлось познать всю прелесть отсутствия презренных денежных знаков. Это очень хорошо. Довольно вести паразитическое существование. Пора перейти на собственный хлеб.

И вот уже несколько дней, как я дома. Скажем прямо, что этот поселок не Москва. И даже не город, а настоящая деревня. Все зиждется на одном оптико-механическом заводе. Вот где твой покорный слуга должен провести энное число дней.

Встретили меня очень хорошо. Дома более-менее благополучно. Правда, есть некоторые неприятные осложнения.

Сейчас первоочередная задача – устроиться на работу. Как радиотехнику мне здесь делать нечего. Поэтому переключаюсь на свою другую специальность – конструкторскую. Поступаю конструктором в литейный цех завода. Работа новая, обещает быть интересной (литье под давлением). Материальные условия сносные. Прошло лето, а мои занятия в институте не продвинулись ни на шаг. То, что это от меня не зависело, служит небольшим утешением. Поэтому мне хочется скорее определиться и снова взяться за учебу. В условиях поселка придется, конечно, забыть мечты о хороших книгах. Так и умру, не испытав удовольствия от многих хороших страниц. А о жизни и говорить не приходится. Сказать же откровенно, хочется хоть недолго быть счастливым. А вместо этого, честное слово, напрашиваются лермонтовские строки. Ладно, будем надеяться на будущее. Но и оно не сулит ничего хорошего. Конечно, можно начать разводить философию о том, что такое хорошо. Не стоит. Тем более, что мне пора кончать: завтра надо рано ехать в Казань, браться на военный учет. Я думаю, что у Марка не было таких забот.

Мне сейчас интересно вспоминать, как я старался представить себя «огражданившимся». Ничего. Почти такой же, как и был. Только пара лишних морщин «взбороздила его чело». Прошу не улыбаться. Когда я уезжал из Кировограда, у меня было впечатление, что я состарился лет на пять.

Ты знаешь, Майя, оказывается, только трудно ломать. А потом даже слишком много мыслей хотят вырваться на бумагу. Но сколько ни пиши, все равно всего не напишешь. (Я, кажется, начинаю изрекать мудрости.)

Жду подробнейших писем. Привет Тане. Скоро ей должен написать. Миша.