Письмо

7 ноября 1948

Ну, что, Мишка, – поздравляю с праздником с престольным. Живи, радуйся, пробуй быть счастливым…

Вот, – нынче 7 ноября. Таня пошла куда-то резвиться. А я сижу, вернее лежу дома. Вечер уже, – но не спится, – лезут в голову разные мысли… Решила написать тебе. Но, к сожалению, тебе я могу писать далеко не обо всем, – так уж как-то повелось. Вот даже о том, что значит попробовать быть счастливым – не напишешь, – а тем паче в применении к себе.

Мишка, а ведь очень, очень, очень хочется побыть счастливой… Хоть немножко. Но немножко – это ведь очень мало. Хочется больше счастья, – чтоб не мерить его мензуркой, а пить взахлеб, из ведра…

А Бог не дает. Дразнит, – и не дает…

Мишка, расскажи, как ты-то провел праздники? Как, – и с кем.

И потом, Мишка, обращаясь к тебе и к твоим бредовым письмам, – ты должен взять на себя труд человеческим языком изложить на бумаге в подробностях всё относительно своего нового состояния и связанных с ним последствий.

В частности, изъяснись, что же теперь будет с твоим институтом и с учебой вообще; как это будет выглядеть конкретно?

Ведь это же дико обидно, – бросать, будучи уже почти у финиша, – и что же? Начинать заново? Какой же? Да и надо ли? Обдумал ли ты все это как следует? Это меня, – и нас всех, – Таню, Гелку и др., – весьма беспокоит.

Ответы на эти вопросы, – и притом ответы достаточно четкие, а не такие, как твои последние письма, – ты должен дать, как можно скорее, – слышишь?

И второй вопрос, – как же теперь будет с твоим приездом в Москву?

Нет, положительно невозможно примириться с невразумительностью твоих писем.

Подробно напиши о своих новых бытовых условиях, – как же ты будешь жить? Ведь так как ты живешь, – или жил перед приездом в Москву (думаю, что по возвращении ничто не изменилось, хоть ты и уверял, будто добудешь чайник и кружку) – просто нельзя жить, – это значит дичать, – и в общий сумме опускаться.

Мишка, ты все-таки помни, что на тебе лежит большая задача, – живя в провинции, не становиться провинциалом. Этого надо бояться.

Я не знаю, как в целом оценить этот перелом в твоей жизни, – хорошо это или плохо: это, конечно, покажет будущее. А пока я просто беспокоюсь: как же всё у тебя устроится, наладится, как отнесутся твои родные, – ну, и просто, как ты будешь жить.

О, – Мишка! Когда обоснуешься на новом месте, – зови меня в гости, на новоселье! По-моему гениальная идея! Или ты не находишь?

Пусто как у нас в квартире сегодня, – Тани нет, Юрки нет, только будильник тикает и показывает без 20 12…

Ой, Мишка, не радостно нынче у меня на душе, очень даже…

Есть, правда, на свете несколько «всеутешающих» фраз, – вроде того, что, мол, что ни есть, все к лучшему», «терпи, казак, атаманом будешь», «не бывать бы и счастью без несчастья» и т.п. – но это, конечно, небольшое утешение…

Ну, ладно, – неясностей я вообще не люблю, а яснее пока не могу писать, если надо будет, напишу мб. в следующем письме, – т.ч. можно на всякий случай приготовиться к получению длинного письма и мб. – к даче советов. Но не наверняка.

Так-то, Мишенька, будем надеяться, что этого не случится, и чаша минует… А, впрочем, – будь что будет, ибо не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

Вчера была у Гелки, мы с ней много говорили о тебе, – она просила передать тебе горячий и пламенный привет… Вспоминали с ней минувшие дни, – дни нашей молодости…

И конечно, надо честно признать, что личная жизнь ни у кого из нас не сложилась удачно…

Возьмешь ли ты Катюшку с ее «законным браком», возьмешь ли строгую Гелку, или меня на худой конец, – боже мой, что же жизнь, то длинный-длинный ряд ошибок… У меня, конечно, самый длинный…

Знаешь, Мишка, – … не знаю, стоит ли писать об этом? Нет, не стоит. Просто, иногда, когда я оглядываюсь на свою жизнь, – я не верю, что это моя жизнь, что всё то, что было – было…

Что была, например, сумасшедшая Ольга, которая сделала мне столько зла в жизни… Ну, и многое другое.

Всё это, конечно, прошлое, даже далекое прошлое, – но ведь это не тот груз, который свободно бросаешь на первом перекрестке…

Один раз ведь живешь, один раз бываешь молодой…

И того, что сделано – не исправишь. Как сказала Жорж Занд [Санд], – жизнь, это книга, в которой мы не можем вычеркнуть ни строчки, – хотя легко можем бросить в огонь всю книгу»…

Или еще, – «даже боги не в силах сделать бывшее – небывшим», – так гласит древнегреческая мудрость.

Ну, расфилософствовалась. Делать больше нечего. Сидела бы уж и молчала…

Нет, Мишка, просто у меня сейчас очень тревожно на душе, – пройдет несколько дней, ситуация, вероятно изменится, – и дома вчера был скандал, и в ин-те не очень ладно было, – но это, кажется, налаживается. Ну и даст Бог всё обойдется.

Знаешь, – еще раз должна сказать, – Мишка Топер – просто замечательный человек! Замечательный! Честное слово. Лучше него я, кажется, никого не встречала, – я вообще говоря, считаю, в душе, – что если мне будет очень трудно когда-нибудь, то это, пожалуй, единственный человек, к которому я могу прийти с совершенно открытой душой и который, во всю меру своих сил, всегда поможет. Очень его уважаю и люблю. И очень рада за него, что он «нашел свое счастье», как говорится, – по-видимому, скоро будем справлять его свадьбу. Ну, впрочем, пока об этом умолчим, чтобы не сглазить. Правда, – чем больше я его узнаю, тем лучше к нему отношусь.

И на Павку – совсем почти не похож. Это уж как добавление…

Ну ладно, Мишка, писать уж негде! Жду теперь. Пиши.

Майя.

Нежно жму твою благородную руку, привет от Т. и Гелки.