Письмо

Весна 1948 г.

Дорогая (!) Майя!

Хочу перед тобой быть чистым, как ангел, а посему, еле дочитав твое послание, хватаюсь за ручку с желанием сделать хоть начало приятным для тебя. (Ну и оборот.) Такое ангельское желание появилось оттого, что они по-прежнему являются тонкотелами. (Боюсь, что придется забраковать такое начало.)

А толкатели (?) нужны, ой нужны, Майя. (Почему-то вспомнил, как Аннета чуть не завязла в болоте. Ах, Анетта, Анетта. Вот тебе и романтическая барышня. Зная твое отношение к ним, писать эти строки есть героический акт № 2.) (О №1 см. в предыдущем письме.) Смягчающее обстоятельство: я не всегда. На работе я зверь, упивающийся своей властью. Грешен. Делаю это только для пользы моих «конструкторов». А все-таки приятно, когда авторитет зиждется не на данных самим богом звездочках, а исключительно на знаниях (?). Но я не заблуждаюсь. Это случилось оттого, что подготовка наших работников желает много лучшего. И куда я залез в отступлениях. Задача настоящей минуты – написать правдивое, приятное для тебя начало. Впрочем, чем я меньше буду сочинять, тем будет лучше. Сочинять, сочинять – все время употреблять это противное слово. (Еще раз хотел его употребить.) Писал бы хотя бы любовное послание! (Оваций не надо – не приходилось.)

Ну, сейчас первый прилив восторга (-ов) прошел и поэтому перечту спокойно твое послание. Тем более, что я еще не совсем понял о «глупых пингвинах» и о том, осчастливлен ли я причислением к этим добродушным птичкам. Итак, мы начинаем.

Две с половиной страницы одолел. Влияние голода, действительно, чувствуется. Чем же иначе можно объяснить рассуждение твое о факторе, роли старух на данном этапе. (Было бы еще красивее, если бы написала: «Видно разные наши желания, видно нам с тобой не по пути».)

Прошло три дня. Кругом – весна. Только что пришел с работы. Устал. Такое безнадежно-тихое состояние. Все прошло и проходит. Медленно брел домой, полный бессвязных мыслей о бренности всего земного. Ты знаешь, бывает иногда такое настроение…

Но все же, писать надо. Голова на руке, рука на столе: думаю. В соседней комнате сестра не ладит с мужем. Человек (по крайней мере, я) плохо знает свой характер. Никогда я не думал, что буду затыкать уши, нервничать… однодневная пауза, вызванная отсутствием света. Когда я кончал последнее слово, варвары на электростанции выключили свет. А для меня страшнее всего кончать. Кстати, мой начальник ( и здесь имеется таковой) рассказал только что анекдот, над которым даже я улыбнулся… Говорят, что нашему начальнику электроцеха присвоили звание мать-героиня…

Публика, конечно, визжит и плачет. Так-с. Вот и мы можем занять определенное место в вашем кругу рассказчиков анекдотов.

Для пополнения мыслей пороюсь дальше в твоем письме.

Ты спрашиваешь, что я читал Жорж Санд. Подсчитал только что, сколько прошло лет с тех пор, как я прочел «Консуэло». 8-9 лет. Тогда я был без ума от нее. Интересно, как сейчас я воспринял бы эту книгу (больше я ничего не читал).

Сколько чудесных минут доставлял мне Гюго! Доставлял, Майя. Сейчас, увы, подобное счастье доступно мне довольно редко. Да и тогда я думал, что жизнь явится чудесной гармонией труда, веры, красоты. Но она, к сожалению, оказалась не такой. Безрадостные серые будни. Вот видишь, ты заставляешь меня приходить к весьма неутешительным итогам.

Я, пожалуй, больше сейчас и писать не буду. Ведь скоро можно будет помолчать в вашем присутствии.

Опасность, висевшая над твоей головой, благополучно прошла: программы получены.

Сейчас у меня не менее важная просьба. Нужно написать два очень хороших письма Геле и Тани. Но покамест я соберусь, может пройти значительное время. Ты проведи соответствующую работу от моего имени. Грызет совесть.

Заранее благодарен. Миша.

Привет всем.

Анекдотом можно поделиться с Гелей, но не Таней!