Письмо

Москва, б-ца «Узкое», 4.05.95.

Дорогая Маюша, только что получила твое второе письмо, посланное в институтском конверте 21.04. Оказывается, больница забирает свою почту только 2 раза в неделю, а я выписываюсь завтра-послезавтра, т.ч. остальные два письма не получу. Попробую заехать за ними через неделю, но с перепиской здесь беспорядок, а главное, я давала тебе адрес, еще не зная отделения (кардиология). Больница же [огромадная] и больного надо специально разыскивать. Ты рекомендуешь данное твое письмо уничтожить в связи с его несодержательностью и разрывностью мысли. А мне оно кажется интересным и важным именно с этой точки зрения. До какого состояния мы иногда вынуждены себя доводить! Это – человеческий документ.

Самое важное в письме – это судьба Кати. Сейчас образование входит в огромную цену. Для их поколения оно будет сильнее всего определять положение в обществе и образ жизни, характер общения, качество жизни. Бросать ничего ни в коем случае нельзя. Будет магистром по одной специальности – сможет закончить и по другой. В Москве – а м.б., и в Сибири – множество учебных заведений, дающих поствузовское образование. Такою будет и полная МШСЭН – принимаются выпускники вузов, в т.ч. и магистры, п.ч. дается конвертируемая более высокая степень магистра, а потом можно готовить и PhD (на докторскую). Но важен профиль базового образования: экономический (Глаша!), социологический (Майка!), юридический, исторический, т.е. общественный. Не филологический? Разве что для факультета социальной работы? Сам по себе он интересен, и в России абсолютно нов. Это – организация помощи социально слабым общественным группам – старикам, инвалидам, бездомным, сиротам, беднякам и т.д. В Школе будут учить, конечно, не тех, кто возит пищу или читает слепым, а будущих организаторов этой деятельности, спрос на которых очень велик. Дело это живое, и филологическое образование м.б. не худшее в стране, где факультетов социальной работы нет, значит, нет и выпускников – абитуриентов. Но чтобы специализироваться в этой области надо иметь очень чуткое к людским несчастьям сердце; иначе все будет впустую. Но в качестве какой-то экзотической альтернативы может и стоит поиметь и это в виду? Если бы, вдруг, она заинтересовала Катюшу, то я узнала бы насчет требуемого образования. Жить же она могла бы у нас, либо в отличном и бесплатном (за счет Сороса) общежитии на территории АНХ. Плата за обучение на этом ф-те 1000 $ в год, учеба – 2 года, стипендия учащимся – 100$ в месяц. Условия довольно благоприятные. М.б. Клисторин подкинул бы что-то на оплату, что-то ты, что-то я. Но скорее всего, вы посмотрите на все это как на фантазию?

Завтра я выписываюсь из больницы, на этот раз, надеюсь, окончательно. Чувствую себя бодро, настроение отличное, последние недели много и эффективно работала, а это главный признак выздоравливания. В одном из писем (в конце) ты спрашивала, чего я, в конце концов, боюсь. Не того ли, что оставшись без чинов, должностей и званий стану не нужна, не интересна людям, все меня забудут и т.д. И убеждала меня, что это – напрасный страх.

Нет, Маюша, я боялась совсем другого. Я знаю, что уже состоялась, реализовалась в жизни, имею много друзей и еще больше – гораздо больше – «почитателей», т.е. искренне любящих и уважающих меня людей. Они повсюду – от этой больницы до домоуправления и сберкассы, и реагировали они не на чины и звания, а на некий тип личности, обрисовавшийся ранее на экране телевизора, а он ведь остается.

Говоря словами «Иосифа и его братьев», коих я в настоящее время дочитываю, я сказала бы, что смертельно боялась и еще, наверное, буду бояться в следующих болезнях потери того Божеского благословения или же «Божьей искры», которую всегда в себе чувствовала, как органическую принадлежность личности. А эта искра – способна к творчеству, к «непосредственному познанию» или научной интуиции, без которой не создается новое, а пишется одна пошлость. «Лампочка Ильича» должна гореть. Иначе, на что она? Искра Божья должна сверкать, иначе нет её. А личность, имевшая, но потерявшая такую искру – это не драма, а трагедия. Ведь если уж она есть, то составляет суть человека. Потерять же суть, значит стать ничем, как бы к тебе не относились. Ничем – не среди людей, большинство которых живет без всякой искры, не знает ее. Это значит – стать ничем перед Богом, потерять его благословенье, возможность дышать его воздухом. Поэтому, когда я теряю способность работать – в нашем интеллектуально-творческом смысле – я становлюсь неинтересна сама себе, больше того – не собою. И во время этой долгой болезни я молила Бога лишь об одном – вернуть мне способность к научному творчеству, сохранить заложенную структуру личности, не «кастрировать» мою душу. Больше – ничего, ни крепкого здоровья, ни долгой жизни, ни «научных успехов». Только «дышать Твоим воздухом» и «созидать». Не знаю, Бог ли меня услышал, врачи ли хорошо поработали, но фонтан творчества сперва прорезался, заструился, а потом так свободно забил, как было в лучшие времена. И я счастлива и бесконечно благодарна Богу за эту явленную милость. И не боюсь. Помнишь эту чудесную песенку: «А нам все равно, а нам все равно, не боимся мы волка и совы. Дело есть у нас, в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву!» Вот так бы косить её до самой смерти, а там пусть волк и сова забирают свое.

Однако все врачи в один голос твердят, что ничего особенно плохого со мной пока не происходит. Все органы «соответствуют возрасту», но работают функционально, даже миома почти не растет. Так что, м.б., еще поскрепим.

Последнее, о чем я хотела бы написать в этом невоспоминательном письме (теперь мои письма будут двух сортов – воспоминательные и текущие) – это о строительстве домика, вернее, о ходе требуемых для этого подготовительных работ.

Миша, подогреваемый моей искренней благодарностью, делает чудеса организационно-диспетчерской работы, несколько раз организовывал совместные выезды «землевладельцев» и сейчас, по его уверению, 20-25 мая будут получены все документы, позволяющие строительство. Участок уже «вымерен в натуре», что позволяет хоть завтра перевозить вагончик, но нужен документ о месте прохождения кабеля, его-то и дадут 20-25-го. Значит, пора заключать договор со строителями, коих у нас 2 варианта. Оба строят одноэтажные брусовые дома с мансардами, но в одном случае площадь 72 кв. м и цена 16 тыс. $ (это я тебе показывала), а в другом площадь 60 кв. м и цена 12,5 тыс.$. Мы больше склонны ко второму, но первую фирму рекомендует наш директор А.Н. Спирич (Интерцентр), а вторую мы узнали лишь из газет. Предстоит принять решение и начинать эпопею. Оба обещают построить за 2-3 месяца, т.к. покупают готовые дома где-то на Севере на лесозаводах, а потом только собирают. На деле думаю, полгода пройдет, но все же надеюсь, что где-то осенью это будет уже не стройка, а дом, хоть и нуждающийся в доводке. Вижу его, как «дом с людьми», о котором когда-то мечтала Лена Криштоф – с тобой, Людкой, Леркой, изредка Витей, вообще с какой-то теплой компанией. Ведь вместе с вагончиком места будет не так уж мало. Конечно, это мечты, но хорошо, когда они есть, и когда есть будущее. А то эта установка на доживание совсем не соответствует моему овенскому характеру. Раз утвердительница – надо утвердить и Дом с людьми.

Все ручки, взятые из дома, я здесь исписала. Кончается и последняя. Поэтому кончаю, крепко целую и призываю к радости жизни и бодрости в меру сил. Привет и поцелую всему потомству. Как работает телек? Я слышала, неладно. Напиши.

Твоя Таня.

P.S. Обязательно передай мне через кого-нибудь, или пришли заказным воспоминания о гомельской любви. Я тоже собираюсь написать о своей «главной» любви – к Г.Г.Котову. И тоже пришлю.