Дневниковые записи

17 Марта 1878 г.

Сегодня утром, потягиваясь, я встал с постели, умылся, оделся и около восьми часов вышел с Спиро и Охо в Риж. Гимназию, находясь в самом лучшем состоянии духа. Солнце весело блистало над обширным городом, в воздухе пахло весной, а сердце весело подпрыгивало под шум городской езды. На итальянской улице я повстречал графа Левашова, Минчиаки, и многих других генералов ехавших к вокзалу, вероятно встречать кого нибудь. Затем, завернув на Дерибасовскую улицу мы прошли до магазина Белова, где я купил второй год Родного Слова Спиру, попрощался с ним и Охой и отправился в библиотеку, обменять Никитина на «Историю XIX века» Г. Гервинуса. В воздухе так было славно, что я решил прогуляться еще раз, два по Дерибасовской. На дороге мне пришло в голову зайти к Руссо, спросить, нет ли у него программ гражданских или военных училищ Франции или Бельгии. Их не оказалось, и я просил выписать для меня пять или шесть, именно: de l’ecole central d’arehitecture, de l’ecole naval, de l’ecole militaire de Saint-Cyr, de l’ecole de cavalerie и еще одну или две, и поспешил в Гимназию на урок Геометрии. Славно я себя чувствовал, входя в ворота Гимназии. Я там встретил товарищей, несколько человек не обучавшихся немецкому языку, мы весело болтали, стоя на бревне разрушаемых сараев, только не помню о чем. Раздался звонок, и ученики стали сновать туда и сюда. Наша группа пошла в класс, поздоровавшись с остальными и, успокоившись, сели на места и ожидали Алексея Сергеевича (Грицая).

Урок прошел обыкновенным чередом; отвечал Радзишевский, чтобы поправить отметку неудовлетворительную по алгебре за третью истекающую четверть. Дело шло хорошо; он исправился. Затем наступил урок Облацинского, отличающий всегда безобразием. Там гимнастика и перемена.

Вот значит уже перевалило за половину, остается еще греческий и физика. Это уже пустяки. Но вышло иначе; разыгралась буря на греческом, чем она кончится, не знаю; А как есть – расскажу.

Вошел Пятницкий – директор – раздал письменные работы. Вызывает меня к доске исправить предыдущую классную работу, я вышел, перевожу, пишу и, наконец, кончаю совершенно благополучно, как вдруг вышло иначе. Нашлась ошибка в согласовании глагола с подлежащим сред. рода множествен. числа; у меня вместо третьего единственного, третье множественного. Он говорит, что нужно множеств., а я,- что единственное. Кончилось тем, что я написал по его мнению и уселся на место.

Не успел я взяться за перо, чтобы написать у себя исправленное, как Пятницкий сказал, что я, как он слышал (от кого?) увольняюсь и на этом основании, по его убеждению, веду себя неприлично. В ответ на это я хотел оправдаться, как от первого, так и второго обвинения, причем заметил ему, что вероятно есть у него шпионы; (в этом случае я подозревал Николая Николаевича Чихачова) он велел прекратить разговоры, повторяя, однако, что я веду себя как необразованный юноша; я же не будучи в состоянии умолчать пред человеком, глубоко мною презираемом, ответил: (а я совсем противного мнения или): а я убежден в противном.

Начался новый письменный ответ. Я его писал с другими. Но когда урок имел окончиться, он сказал позвать на завтра моих родителей и объявил меня состоящим вне стен Гимназии.

С Гимназией меня ничего не связывало; я не чувствовал к ней ничего хорошего и потому не пугало меня это.

Тотчас после урока я поспешил к Алексею Сергеевичу просить его, так как я уволен, исправить неудовлетворительную отметку по алгебре. Он обещал. Этот благородный человек советовал мне извиниться пред Пятницким, говоря, что иначе я испорчу свою карьеру. Я сказал: не могу, я его не терплю. На этом месте разговор наш, происходивший в учительской, был прерван приходом Пятницкого, который, сказавши: этот не может быть в Гимназии, выпроводил меня оттуда. Я был сильно взволнован, даже не мог говорить с Грицаем. Голос звучал не понятным,зловещим. Я поспешил войти в класс и прощался со своими товарищами; слезы давили меня против моей воли и,поцеловавшись с Подольским, вышел из класса, проклиная Гимназию. В нижних стенах я встретил Коппе, попрощался с ним, и эта добрая душа сказала мне, что этот изверг, подлец – директор, не в праве, без определения Педагогического Совета, исключить меня, ученика шестого класса.

И я вышел из Гимназии, проклиная Пятницкого (Константина Андреевича) и благословляя имена Грицая и Коппе.

Георгий де-Метц

Одесса, 1878 г. 17/29 Марта. 3 часа 20 минут попол.