Письмо

19.IV.38. Киев

Дорогая Танюша!

Спешу выслать тебе мулине, если мой пакет примут на почте заказным. Кроме того, хочу сообщить тебе, что вчера я сделала ещё одно приобретение, но не знаю, будешь ли ты согласна взять его: мой приятель старается мне угодить, но дело в том, что одновременно надо угодить и тебе; на этот раз покупка, безусловно, мне нравится: 7 м. очень хорошего лиловато-розового батиста; по-моему, он будет хорош Майке на «выпускное» платье, конечно, подойдёт и Тасе, даже, и тебе; тебе, если не на платье, то на рубахи; цена ‒ 11 р. м.; я тебе не высылаю его сейчас, т.к. не знаю, возьмёшь ли, а кроме того, хочу присоединить и твою рубаху, которая ещё не готова; комбинацию Маюхе стараюсь найти готовую; Мар. говорит, что видела где-то рублей на 35; м.б., найдёшь и у Вас такую готовую? Если я найду, тотчас тебе напишу. Если я вышлю тебе новую посылку, то пришли мне, если можешь, обратно всю упаковку и верёвочки, если Инна согласилась её уступить мне; вчера надо было упаковать посылку Раисе, и я просто мучилась, пока кое-как упаковала и не знаю, примут ли в таком виде.

Вчера неожиданно заходили Мура с Зах. за синей лампой; бедная Мура страшно мучается; боли, говорит, больше, чем до поездки; временами как будто совсем здорова, а временами лезет на стенку от болей; опять записалась к доктору Ражбе, сердечнику; очень её жалко; мало верю, что синяя лампа ей много поможет; плохо ещё то, что ей трудно устроиться так, чтобы спокойно пролежать в постели хоть несколько дней; когда лежит ‒ не болит, а встанет ‒ поднимаются боли; она просто в отчаянии. О Мите они знают мало, но и то это малое не очень приятное: Галя ведёт себя и по отношению к нему, и к ребенку очень плохо; насколько она флиртует ‒ не ясно, но к ребёнку совершенно равнодушна: отдала его бабушке и «умыла руки»; речь о нём даже, по-видимому, её раздражает.

Что сказать тебе о нас? Как ты знаешь, послали просьбу зачислить нас на июль; меня это решение вовсе не радует вообще и по диагнозу, который мне поставили: если мне не долго осталось жить, то мне хотелось бы умирать дома, а не где-то дороге или в чужом месте; мне очень не нравится, что моё состояние таково, что я могу умереть неожиданно; всё же лучше бы иметь время перед смертью подумать обо всём и всех. Не думай, что я удручена; ведь я могу ещё и пожить, и даже дожить до золотой свадьбы, но хочу быть «дома».

Я решила всё-таки посоветоваться с Софтиным, ведь осмотр в комиссии очень беглый, доктора, на этот раз, совсем не знаменитые, т.ч. надо послушать, что скажет Соф., и действовать сообразно его диагнозу и совету.

Домашние дела продолжают меня удручать: Ол. сумасшествует, тётка отделилась и, конечно, будет голодать, т.к. ведь для такого питания на ходу трудно что-нибудь теперь найти; вчера она почти весь день ничего не ела; чего она этим достигнет, неизвестно, меня же, конечно, это огорчает, и я чувствую, что, будто, я в этом виновата. Положение неприятное.

Миша продолжает пребывать у нас; Мане разрешили идти в школу после 2-го мая; она бродит без дела, запускает занятия и, по-видимому, без всякого основания; Миша бывает дома, т.ч. и он не гарантирован от заразы, если таковая ещё есть.

Настроение, в общем, отвратительное. Как бы хотелось, чтобы хоть вы могли на лето хорошо устроиться.

Да! Марг. говорит, что едва ли и Тараща: там у деда и старухи, кажется, у тех, где вы жили в прошлом году, заболела их дочь ‒ мать 4-х детей, после гриппа скоротечной чахоткой; они её привозили сюда; доктора надежды никакой не подали и посоветовали увозить её в деревню, где она будет хорошо питаться и пребывать на чистом воздухе; таким образом, она, м.б., ещё протянет, но поселяться у них, конечно, рискованно и нам, и вам. Везде горе и горе! Счастливы те, кто живёт «весело и радостно»!

Ну, дорогая моя, крепко целую тебя и девочек, И.В. сердечный привет. Мура и Зах. очень вам кланяются.

Твоя мама

Очень тягостно ещё то, что ни о Жене, ни об Ольге ничего не знаем, также о Мише. Одна у меня радость ‒ в вас и то неизвестно, как удастся свидеться.

Посылаю обращик. Отвечай немедленно