Письмо

27.III.38. Киев

Дорогая Танюша! Получила твоё письмо от 24-го, и оба мы порадовались, что и у вас проглянуло солнышко, и на вашей улице настал праздник; дай Бог, чтобы это было хорошим началом дальнейших успехов и радостей. Девочки тоже порадовали вас; Маюха хоть и не отличница на все 100%, однако, её улучшения показывают, что и 100% не за горами; странно, что за «разговоры» уменьшают отметку за предмет! В будущем, значит, ей легко будет исправить и этот недочёт. Награду они получают прекрасную, поощрительную, т.ч. на последней четверти они «не ударят в грязь лицом» и кончат год обе прекрасно.

Сегодня приятель мой принёс материю, которую я решила взять; не знаю только понравится ли тебе и девочкам расцветка; по-моему, приличная, скромная; качество ‒ тоже скромное! Не найдёшь ли, что слишком старушечье? Но что же делать, когда ничего лучшего не удаётся достать? Не знаю тоже, хватит ли на 2 платьица, но, думаю, что должно хватить ‒ 8 метров довольно хорошей ширины; цена, после длинных разговоров, 85 р. Такова дешевизна! Материя вроде шерстянки, только вместо шерсти ‒ шёлк. Вышлю вместе в деревеем для Нины; он уже закуплен и остаётся только запаковать и выслать.

В сущности, своим поступком с тобою она вовсе не заслужила, чтобы я возилась и с покупкой, и с отправкой. Это же чистое свинство! Надо учесть это в будущем.

Очень рада, что машинка ваша стала работать довольно прилично; надо думать, что после пересмотра «настоящим мастером» она начнёт действовать « по-настоящему». Как же вы рассчитались с вашими первыми мастерами? Неужели не учли всех ваших потерь и уплат новым мастерам? Напиши, пожалуйста.

Я, кажется, должна была уже написать тебе, но в последние дни было немало препятствий: выходной день, когда я «не выходная», а на другой день папа, наконец, повёл меня опять к зубодёру; операция, собственно, прошла вполне благополучно, но, очевидно, этот наркоз новокаином, всё-таки сильно на меня действует, и вчера мне было неважно: сама не знаю, виноват ли наркоз, виноват ли живот, но весь день мне пришлось пролежать, и сегодня я полдня (до 1 ч. дня) пролежала до обеда и после обеда мне опять стало дурно, и вот только сейчас, в 91/2 ч. я почувствовала себя лучше, встала и села за письмо; надеюсь, что завтра уже буду совсем здорова. Дней через 8 снова надо будет отправиться к Бос. и начать поправку протеза. Скучная и неприятная история!

Миша всё ещё живёт у нас; как жилец, он вполне приемлем ‒ тихий, покладистый, никаких неприятностей не вносящий в дом, но только грустно, что всё же он несерьёзен; не работает и даже не старается узнать об устроенных добавочных занятиях в школе, где, оказывается, успехи у всех «весьма тихие», и, чуть ли, ни полкласса следовало бы оставить на второй год; ему, понятно, не вредно бы там позаниматься, но он не торопится. Марг. рада и тому, что он не принёс ни одного «плохо», общий фон ‒ посредственно. Школа не оправдала возлагавшихся на неё надежд, и это неудивительно: за несколько месяцев со дня её открытия, в ней переменилось 4 директора; ясно, что ни один из них, при всём своём желании и даже умении, ничего не мог бы сделать! Кстати, читали ли ты «Педагогическую поэму» Макаренко? Если читала, то сейчас вышла его новая «Книга для родителей»; читаю её, написана тоже интересно и хорошо; но пока я не дошла до его окончательных выводов, а потому не могу её вполне оценить; но прочитать стоит. Лежит у меня на столике «испытание», но на украинском, и не хватает сил взяться за него.

Ты пишешь о впечатлении, которое произвела на тебя кошмарная смерть Алёши; все сколь-нибудь знавшие его и родителей, просто потрясены ею. О несчастной А.М. думаю с великой тревогой, ибо не знаю, хватит ли у неё сил пережить это горе; она продолжает служить, но прямо со службы она ежедневно отправляется на кладбище, где «чувствует себя с ними»! Он похоронен рядом с Наталочкой. Я все эти дни хотела зайти к ней, но, отчасти, стесняюсь врываться в её горе, отчасти, сама не могла выйти. Твои предположения относительно его смерти неверны; из его письма к девушке, которую он любил, и рассказов сестры, у которой он был в последний вечер и взял у неё верёвку, ясно, что об убийстве не может быть речи; я писала тебе, что сказали, что «письмо отдадут после окончания следствия», но ведётся ли оно, что даёт в этом случае и когда закончится ‒ ничего неизвестно. Так или иначе, что-то привело его к этому шагу,