Письмо

9.VI.40. Преображение.

Дорогая Танюша! Вчера с величайшим трудом с одной стороны и с величайшей удачей выбрались из Киева; трудность состояла в переезде: ехать по ж.д. и потом идти 3 км после болезни я не могла; достать машину не было возможности (Нигде не было бензину.) ; только необыкновенная любезность директора пед.ин-та помогла нам добраться до Преобр.; сюда нас привез очень любезный шофер чудным Голосеевским лесом в открытой машине; т.ч. это была прекрасная прогулка. Зато здесь нас ожидало большое разочарование: комнаты, о которой мы просили, и которую нам обещали, мы не получили; до 7-ми ч.в. все «искали», куда нас приткнуть; наконец «временно» дали комнату меньшую и не такую спокойную, ибо она выходит к клубу, где вечная музыка, разговоры, игры и т.д.; пока примирились; если останемся здесь жить, то уже не захотим, вероятно, снова возиться с переселением. Но дело гораздо хуже с едой; поевши вчера очень немного, но не диетного стола, сегодня в 6 ч.у. должна была встать из-за «всемирной» революции; значит не может быть речи об общей моей поправке, хорошо еще, если не заболею хуже; Мусенька писала тебе обо мне (так она мне сказала), поэтому повторяться не буду: скучно и неинтересно. Я очень хотела, чтобы папа ехал один, а я дома потихоньку поправилась бы; он не захотел, а теперь я не уверена, что приспособлюсь к еде и смогу продолжать здешнее житье.

Дом отдыха переполнен, почти 200 чел.; во всем чувствуется недостаток, порядка никакого, культуры весьма мало; т.ч. удовольствия соответственно тоже очень мало, для меня пока – никакого; очень приятно, что хоть Вал. Ив. с мужем и наша прежняя сожительница здесь; публика в общем весьма непривлекательная.

Постараюсь приспособиться, но не знаю, удастся ли? Ив. Вас. возмущался «культурными» условиями (в уборной) у Воск.; чтобы он сказал здесь?!

Жаль мне бедную Маргаритку, которой так и не удалось добраться до Одессы, но я понимаю, что она больше не имела ни энергии, ни желания добиваться проезда туда; в последние дни она совершенно замучилась и потеряла всякую надежду на успех; обещала полечиться дома, но насколько это ей удастся?

Зато М.М. блаженствует в Кислов.! Она же, бедняжка, еще мучается, что он будет ее грызть, что она не поехала!

Последнее время я не могла писать тебе, дорогая Танюша, и из-за болезни, и из-за многих других причин, не было ни сил, ни настроения; да и от Вас ничего не имела, т.ч. не было стимула писать. Пишу сейчас только, чтобы ты не беспокоилась, а то и тут нет охоты писать, т.к. кроме плохого написать ничего не могу.

Все забывала тебе написать, что как будто нашла женщину для замены Кс. Мих., с которой мы 8-го числа расстались окончательно; договорила с 20-го авг., когда мы думали и пока думаем вернуться, няню девочки Аленки Белинг, которая прослужила у них 3 месяца, пока Аленка, приехав с девочкой в Киев, держала государственные экзамены; Ад. Мак. очень ее рекомендовала, нам всем она очень понравилась; будет жить у нас; пока должна съездить к сестре, но если бы мы остались в городе, то она поступила бы и сейчас; боюсь, как бы не соблазнила ее сестра остаться в ее городе; тогда я окажусь-таки в печальном положении беспомощной старухи без работницы. Не дай Бог!

Во время моей болезни стонала Кс. Мих. и разрывалась тетка; прибегала и Марг-тка, но она же до последних 12 ч.н., когда приняла свое окончательное решение, была адски занята; очень мне было грустно так затруднять тетку, но что же я могла сделать? Проводила она нас уже, когда ее трясло, т.ч., верно, вечером пролежала в припадке.

Папа тоже буквально до последней минуты нашего пребывания в Киеве был занят и совершенно замучен; сейчас начал отдыхать; хоть бы он получил что-нибудь от Преображения!

Ну, дорогая, начала писать «несколько строк», а кончила целым письмом! Надо бросить, чтобы сегодня письмо ушло. Пишите о себе. Но […] – не напишет?! Целую всех.

Мама.