Текст документа: |
8.Х.39. Киев
Дорогая моя Танюша! Тороплюсь написать тебе, чтобы тётка поскорее бросила моё письмо.
Ты не удивись, и тем более не огорчись, что пишу тебе карандашом. Правда, я опять лежу, но теперь просто вылёживаю; Эм.Ник. вчера заходила и велела полежать 5-6 дней; дело в том, что дней 5 назад у меня ни с того, ни с другого повысилась t0 до 37,7 и самочувствие, конечно, было неважное. Перед этим, 30-го, меня были Вал.Ив. и Тих.Ал.; нашли, что я хорошо выгляжу, поправилась; Э.Н. позволила встать и я перешла на диван, но не дальше; и вдруг такая история. Откуда эта t0, так мы и не разобрали; может быть, сердце (я поволновалась), он болело несколько дней; сейчас, кажется, совсем прошло, но Э.Н., которая была вчера вечером (t0 норм.), велела ещё лежать, пока она не придёт и не разрешит мне перейти опять на диван. Думаю, что, может быть виноват и живот, он, во всяком случае, у меня не в порядке.
Не думай, моя дорогая заботливая деточка, что я манкирую; веду себя вполне добропорядочно, но, очевидно, у меня был зловредный грипп, который и даёт сейчас неожиданные последствия. Мне уже очень скучно лежать, хочется приобрести права гражданства, но что поделаешь. Ты не забывай, какие мои годы, и не так легко выкарабкиваться из такой болячки. Но всё же я теперь лежу дома, окружают свои и друзья, горит свет, это не больничная могила. А вот ты, моя дорогая, всё терпишь свои немощи! Как-то теперь и твоя нога, и твои зубы? Бедная Мусенька огорчается: кажется, Баск. обижен тем, что она его бросила и сейчас или совсем не возьмётся за него, или очень неохотно. Это очень неприятно! Сегодня она к нему пойдёт.
В письме к Маечке я писала о М.М.; он поправился и отлично настроен.
Маечка написала мне длинное ответное письмо, за которое крепко поцелуй её за меня. А что же не напишет Тасенька? Всё же передай поцелуй и ей.
Дорогие мои друзья! Как я вам благодарна за вашу телеграмму. Она уже произвела впечатление на папу, и он поколебался; ваши сведения, может быть, и совсем заставят его отложить эту совсем не своевременную поездку. Жду сегодня-завтра Вашего письма.
Поездки (ото всех слышишь) весьма тяжелы и будут, конечно, ещё тяжелее из-за холода, не говоря о невероятной массе народа. Меня удивляют его молодые сотрудники, которые решили этот вопрос о его поездке и, кажется, даже настаивали; главное, по-моему, он сам решил, что надо ему ехать. Надеюсь, что всё же он послушает вашего совета и не тронется. Ведь какая опасность!
В общем, не считая моих болячек, жизнь у нас идёт по старому, только бы не было очередей. А очередь – убийство! Сейчас 2¼ ч., К.М., уйдя из дому в 10, только что пришла, но добыла 2 кг песку; это большое достижение, а то уже ничего не было.
Настроение, правда, невесёлое, слишком много приходится слышать тяжёлого; годы же наши способствуют восприятию более тяжёлому.
Известия от Ж. весьма удручающие, а уж о Лене и говорить нечего; думам, что её и на свете уже нет.
Кажется, менее всех удручён Федя; он весьма мало реагирует и на семейные, и на всякие другие события.
Написал Ж., что я не захотела поехать в больницу(?), а Ж. радуется, потому что я осталась дома. Вот […] даёт сведения!
Пока кончаю. Крепко целую тебя, моя дорогая; И.В. шлю сердечный привет! Папа присоединяется, но сейчас его нет дома.
|