Письмо

10/III

Дорогой наш Ванюша! Я очень ждала все время Вашего письма в ответ на свои четыре, и вот, наконец, на днях получила одно письмо с обещанием продолжения. Девочки тоже получили перед тем неск. писем от Вас, так что у нас было несколько приятных дней, и мы, было, совсем разлакомились, но вот уж опять неск. дней мы не имеем известий. Письма, полученные нами, помечены след. числами: 4/II, 12/II, 13/II, 5/II. - Я считаю, что много писем пропадает, т.к. Вы говорите, что пишете много и часто, а у нас бывают длительные периоды, когда мы ничего не знаем о Вас. Вот почему я телеграфиров. Вам «ждем заказных писем», т.к. этот способ надежнее. – Я довольно давно не писала Вам не потому, что считаюсь письмами, но п.ч. ужасно устаю к вечеру, единственному времени, когда я могу чувствовать себя свободной от ежедневных хлопот. К тому же у нас всего один маленький столик, лампа висит над ним, и больше негде пристроиться, а столик я всегда считаю необходимым уступать то Тасе, то Майе, т.к. им нужно читать и заниматься; более нужно, чем мне: «Мне время тлеть, - тебе цвести». – Что касается М.М.-а, то он пользуется светом, лежа в постели, около столика. - Он все время продолжает болеть. Сейчас он уже почти месяц лежит с воспалением почек, кот. д-р находит обострившимся вследствие гриппа – хроническим заболеванием. Эта болезнь причиняет мне много хлопот и беспокойства. Очень строго бессолевая диета, грелка из песка и т.д. Все это требует сил и внимания; кроме того я беспокоюсь просто за его жизнь. Наконец, еще очень важное неудобство – это, что болезнь его тормозит решение вопроса о работе. Он перед этим был у представителя ВКВШ, и тот обещал ему помочь. В результате в унив. здесь ему предлагают 1/4 ставки!!! Но он был согласен и на это. Однако выйти для переговоров и окончания этого дела он не может. – За это время он получил очень хорошее предложение из Челябинска – заведовать кафедрой в Киевск. Мединституте! И представьте себе, что он и думать не хочет об этом! Гов., ч. там очень холодно, и что он не вынесет того климата. А между тем, я нахожу, что это напрасный страх, т.к. заболевание его вряд ли хроническое, а скорее случайное; ведь он никогда в жизни не болел почками, и при ежегодных тщательных обследованиях его в Кислов., да и в Киеве, никогда не находили и намека на почки. – А между тем, Челяб. имел бы громадные преимущества перед Ташк., т.к. во-перв., обеспечивал бы нас несравненно лучше: 1800 р. в мес. + 600 р. пенсии, да еще при реэвакуации нас бы везли с учреждением, а не самотеком, и получали бы зарплату в течение всего переезда и по приезде в К. А так мы, оторвавшись от Ташк. унив., сразу опять повиснем в воздухе на неопред. время, да и здесь при такой мизерной оплате будем продолжать нищенствовать. Вообще мы с ним абсолютно не сходимся во взглядах на устройство нашей жизни и судьбы. Мне его планы кажутся совсем оторванными от жизни, нереальными, непрактичными, нецелесообразными. Говорить с ним, - будь то самый безобидный предмет для обсуждения, - совершенно невозможно, до того он раздражителен и упрям, что мне это кажется порою неестественным, это уже выходит за пределы нормального. – Я считаю, что хотя он и боится Челяб., но и здесь нас ждут далеко не розы. Напр., как отразится на больных почках тропическая лихорадка, которою нам всем, вероятно, придется заболеть? И как мы то остальные трое ее перенесем? А еще дизентерия и тифы? Даже если не заболеть, то как выдержать адскую температуру, когда в комнате в тени 42 град.! (у Усановича в лаборатории). А на дворе 60-65 град.! Говорят, что когда поливают улицы, то вода шипит, и получается пар от раскаленных камней на тротуарах и мостовых! Я жду этого ужаса, как смертоносного бича. Не представляю себе, чтобы мое сердце это выдержало. А кто же будет работать: ходить на базар, варить и т.п. Тася безусловно будет лежать, неспособная ни к чему, т.к. ей и в поезде непрерывно делалось дурно от жары и духоты. Не знаю, что будет с Майей, но можно надеяться, что она, как более крепкая, лучше будет переносить эти испытания.- Но еще вопрос, как то сам М.М. в его возрасте будет выдерживать этот ад? Конечно, он только из упрямства защищает Ташкент.

- О поездке в Зевиево, которая так прельщает нас женщин, - он и слышать не хочет. Гов., ч. это преждевременно (ясно, что пока это так), - а затем гов., ч. не найдет работы в М., т.к. не хочет и не может сесть на место эвакуированного профессора. Не хочет написать Шмальгаузену, не хочет ничего узнать. Вообще стал совершенно инертен. Лежит, читает беллетристику, - и все. Даже не написал ни одного запроса о Мише! Я сама разузнавала адреса, и всюду писала. На днях я, наконец, получила один ответ из Наркомата Обороны, о нем и о Вале. Там сказано относительно обоих одно и тоже: местонахожд. неизвестно; в списках убитых, раненых и пропавших без вести – не значится. Эта справка меня мало порадовала, хотя, конечно, было бы хуже, если б мне определенно ответили, ч. он убит. И поэтому все-таки, слава Богу! – Я писала им обоим заказные письма. Не так давно вернулось письмо мое к Вале с надписью «за невозможностью (?!) доставить адресату возвращается обратно». Письмо пространствовало 2 месяца. Письмо же к Мише не вернулось совсем. И писала я им два раза. А вернулось из 4-х писем всего одно!

Дорогой Ванюша! Я сердечно Вас благодарю за Ваше приглашение приехать и жить нам всем вместе! Это было бы замечательное счастье! Наконец-то мы перестали бы быть изгнанниками, приживальщиками, а почувствовали бы все равными, и в своем скромном, хоть и разбитом, но своем углу! И Вы бы уже не были одиноки и заброшены, а все же досмотрены, и по возможности имели бы те минимальные удобства жизни, кот. Вы теперь лишены. Я ужасно боюсь, что упрямство М.М.-а и его необъяснимое пристрастие к Ташк. лишат нас, или по крайней мере, меня, - этого громадного преимущества. Я думаю, что если наступит момент, когда можно будет возвращаться в РСФСР, то не хватит у меня духу, удерживать здесь девочек! Уж лучше пусть едут хоть они! М.б. еще Вы попробовали бы написать ему серьезное письмо, а то он кричит на меня лишь только я открою рот, и гов., что у меня «мания» или «каприз», ч. я не хочу оставаться в Ташк.

Еще хотела написать Вам о девочках. – Тася очень стала милая девочка; большею частью все у нас идет с ней сейчас гладко и дружно. Она очень охотно помогает мне во всем без разбору, и всегда все находит вкусным. В первое время (в Харькове) не признавала ничего, кроме мяса. Кроме того, она стала аккуратно обращаться со своими вещами, починять их, считать, беречь. И внешне вид ее уголка большею частью все прибрано, приукрашено. Сама она стала одеваться аккуратно, приятно посмотреть. Вид у нее взрослой девочки, прическа благообразная, приятная, женственная. Прежние палкообразные пряди отошли в область предания. – Меня очень радует еще одно обстоятельство: что она стала посещать лекции в универс. вместе с Майей по искусствоведению!! Ведь М. записалась не так давно на искусствоведческ. отд., где читают все московские знаменитости. Они обе с 6 ч. веч. кажд. день слушают и страшно увлекаются, прямо наслаждаются. Маечка же уезжает к 9 ч.у. на лекции по литературе и др. А вечерние – это дополнительные. – Тасю на днях пригласил наш хозяин Михаил Ильич Усанович послушать курс по его лекций по ист. химии! Он очень любит Тасю и считает ее очень умной, хорошей и интересной девочкой. Она тоже относится в свою очередь к нему с большим уважением. Она пошла на 1-ю лекцию, но это слишком специально, и химия ее вообще не интересует. Однако она считает себя связанной и обязанной ходить его слушать, что ее очень огорчает, т.к. она должна тогда пропускать университет. лекции, которые ее страшно интересуют. Я и М.М. считаем, что ни в коем случае она не должна приносить такую бессмысленную жертву, так что постараемся ее как-нибудь освободить от этого, и дать ей возможность не нарушать связность того курса.

Маечка получила освобождение от платы за учение и стипендию. Надеется числа 17 получить ее в 1-й раз. Это замечательное счастье в нашем положении. И ей тоже честь и слава, что заслужила. Маечка за это время, бедняжка, пережила какую-то крупную неприятность, которой ни с кем из нас не поделилась, - но мы случайно узнали о ее тяжелом настроении из брошенной ею на столе открытки. Мы м.б., конечно, не очень хорошо поступили, что прочитали, но необходимо было узнать, что с нею. Однако мы ничего фактического не узнали, кроме самых горьких жалоб на жизнь, и видно, что она пережила какую-то трагедию, что-то навеки разбилось, какие-то пути закрылись… Я думаю, что это по молодости лет так сильно она реагировала. Наверное, все сгладится, переживется. Я с ней разговариваю по душе сравнительно часто, однако еще не удалось добраться до самой сути. Она очень скрытная и одинокая девочка. – С виду она весела (!?), здорова. Но в тоже время часто проглядывает усталость, надорванность и опущенность. Она была, как цветочек, как бабочка; сейчас же иногда кажется куда старше своих лет. – Это я пишу все между нами. Вы ее не спрашивайте сами. М.б. она потом и напишет? – Ну, однако, пора кончать. Пишите заказными и побольше. Любящ. М.