Письмо

Здравствуйте мои дорогие!

Здравствуй, моя маленькая жинка, мой сын! Шлю вам свой горячий поцелуй. Поздравляю с великим праздником – 27-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. Пока это письмо дойдёт – пройдут дни, отделяющие сейчас меня от этого великого праздника. Где я буду отмечать этот день – знает лишь судьба. Вы будете дома за столом, скромно сервированным всем, что возможно в трудных условиях войны, будете встречать этот праздник, и по уже установившейся традиции в вашем кругу будет одно пустое место и рюмка, налитая до краёв, с которой вы будете чокаться. Я буду незримо присутствовать среди вас, буду праздновать вместе с вами. И вместе с этим я буду здесь, на фронте, быть может, в каком-нибудь небольшом латвийском городке, а может быть, в хуторе, среди своих боевых друзей отмечать этот праздник. Я уверен, что это уже наверняка будет последний такой праздник, который мы встречаем врозь. Знаю, война полна неожиданностей и резких перемен, но верю, что всё будет в порядке. Вот сейчас я сижу в отдельной уютной комнатке курортного приморского латвийского городка. Передо мной стоит прекрасный радио-приёмник. Слева ждёт меня мягкая тёплая кровать. Сейчас второй час ночи. Мои товарищи и подчинённые уже спят, а я пишу письмо. Стол освещает маленькая, но яркая лампочка. Тихо, лишь за окном шаги часового, охраняющего наш покой. Такая же ночь была два дня тому назад. И именно в это же время, когда я уже раздевался, вдруг раздались несколько сильных взрывов. Зазвенели стёкла и посыпались на пол. Я выскочил на улицу, предполагая, что это ночной вор – немецкий бомбардировщик, подкравшись в темноте к городку, сбросил бомбы, но в воздухе было тихо. Оказалось, что это разорвались несколько снарядов, брошенных немцами с неизвестного направления. Убедившись, что снаряды упали далеко от нашего домика, я лёг спать. Мой сон был снова нарушен. Я проснулся от сильного толчка и звона разбитых стёкол. Я прислушался. Было тихо, но вот я услышал быстрые шаги по коридору и возглас моего подчинённого. «Вы живы?». Я спросил: «В чём дело?» И сразу понял сам. Через разбитое окно в мою комнату вползал едкий дым сгоревшей взрывчатки. Очевидно, снаряд попал в наш дом. Быстро одевшись, я выбежал на улицу. Начинало светать, но весь двор был затянут плотным облаком дыма. Раздался стон. Я бросился в направлении голоса и зажёг фонарик. На земле среди обломков лежал человек. Его левая рука, торчавшая вверх, была без кисти, которая висела на лоскутке кожи. Из соседнего дома выбегали люди, на бегу одеваясь. Снаряд попал не в наш, а в соседний дом. Быстро вызвав врача к раненому, я бросился в дом. На полу я увидел страшную картину – в луже крови лежала девушка. Смерть её настигла, когда она начала одеваться. Под обломками стены оказались ещё раненые. Наш дом был изрешечён осколками, но никто не пострадал.

Спрашивается – можно ли простить это ночным разбойникам, нападающим из-за угла? Вшивые фрицы, вломившиеся в наш дом, теперь трусливо удирают, спасая свою шкуру, но раненый зверь не перестаёт быть опасным зверем. И вот они нападают теперь на сонных, из-за угла. Они трусят это делать днём, когда солнце освещает мир. Они подобно гадам, не могут видеть солнца и выползают из своих нор на разбой только ночью…

Настал день, а с ним и пришло возмездие. За каждую каплю пролитой крови немцы дорого заплатили. Теперь они уже не стреляют по городу. Им обломали поганые лапы ночных убийц.

Тысячу раз прав товарищ Сталин, который говорит, что мы можем успокоиться лишь тогда, когда добьём раненого зверя. Иначе он поступит так же, как поступили эти фрицы.

В какую-то ночь, когда мы будем мирно спать, они, немцы, снова нападут на нас. Поэтому единственная наша мечта, забота и цель сейчас – добить немца, где бы он ни прятался. Добить, иначе он нас зарежет ночью.

Под этим лозунгом мы будем праздновать наш праздник. В праздник мы окунём свои бокалы в море. Мы дошли до него, и теперь оно стало советским снова. Тёмно-серое, оно словно спокойно движется, радуясь своему освобождению.

Сегодня и вчера я был в бане, которую вместе с рядом других замечательных зданий латыши спасли от немецкой взрывчатки. Для офицеров замечательные отдельные номера. В номере стоит роскошная ванна, а в ней редчайшей в мире целебный природный раствор сернистых соединений в ключевой воде.

Рассказывают, что принять эти ванны (излечивают ревматизм, многие кожные заболевания и др.) приезжали даже из Америки. А теперь мы, попутно, так сказать, пополощемся в этой целебной водичке, чтобы веселее идти на Берлин.

Сегодня получил письмо от Валерия и от тебя. Мне просто больно читать, как тебе тяжело достаётся жизнь. Ведь каждый день, который хочется прожить спокойно, стоит десяти дней неимоверно тяжёлого труда. И так хочется улететь к вам, подхватить на свои плечи эту тяжесть, чтобы ты могла отдохнуть.

Ты не пишешь, оказали ли тебе хоть какую-либо помощь организации города. Неужели ничего не помогли все эти письма к прокурорам, в горком, в горсовет? Напиши обязательно, и я приму ещё меры, ещё есть мощные рычаги, чтобы лёд тронулся в деле помощи моей семье. Заканчиваю своё письмо. Откровенно говоря, я им не совсем доволен – оно получилось каким-то тяжёлым. Возможно, что это не так, а просто у меня настроение сейчас тяжёлое. Ну, ничего, как обычно я говорю. Всё это переживается.

Надеюсь, что и ты, пройдя через все испытания, оживёшь вместе с победой, когда я вернусь домой и постараюсь сделать так, чтобы уже тебе больше не испытывать тяжести работы и заботы. Крепись, скоро конец тягостям.

Передавай поздравления и привет всем родным и знакомым.

Крепко целую, моя любимая.

Целую моего сынку.

Ваш Миша.