Письмо

Привет, мои родные!

Поздравляю с Международным женским праздником. Как-то вы его нынче проведёте? Во всяком случае, в этот день я посылаю вам мои сердечные пожелания счастья, здоровья и успехов в работе. Получил ваше письмо с печальной и страшной вестью о смерти Симы. Я ожидал этого, хотя и не верилось во всё происшедшее. Видимо, слишком тяжёлая была рана. Не стало моей дорогой сестрёнки. Сердце сжимается, когда представишь себе, что больше я её уже никогда не увижу. Но уж видно судьба такая. Надеюсь, я вернусь домой, но всякое может быть и со мною. Всё-таки война, хотя, как видите, даже в тылу люди гибнут. Да и у нас здесь началась более весёлая жизнь, чем была в течение года. Мы перешли в наступление. Радостно слышать, как воздух несмолкаемо гудит от мощных моторов краснозвёздных самолётов, которые беспрерыв-ным потоком, мощными группами идут с раннего утра до тёмной ночи на ту сторону фронта и громят врага. Бомбовым залпам вторит несмолкаемая артиллерийская музыка, от которой летят на десятки метров вверх целые деревья, взлетают укрепления врага. Теперь днём редко увидишь немецкий самолёт за передним краем фронта. Воздух наш и ни один фриц не решается сунуться днём навстречу нашим самолётам. Ночью, как разбойники, иногда налетают на дороги, деревни, бросая бомбы по огням и кострам.

Наши войска неустанно ломают оборону врага, созданную им в течение 14 месяцев и более. Недалёк тот день, когда, прорвав оборону противника на решающих направлениях, мы ринемся вперёд неудержимой лавиной, выкуривая фрицев из наших родных городов и деревень.

Продолжаю писать 11 марта. Праздник прошёл хорошо. Даже сверх ожидания хорошо. Достаточно сказать, что мы сегодня, вспоминая события после концерта и до сегодня, никак не могли найти 9-е число. Было 8-е, было 10-е, а 9-го нет. Так и решили, не было 9-го. Правда, если бы вы попали на наше веселье, быть может, чувствовали бы себя несколько неловко, но для нас это было обычно. Маленькая картинка, поясняющая это. Густой сосновый лес. Между деревьев новенькие маленькие домики из сосняка. Ночь. Голубые лучи прожекторов ослепительными лучами режут небо, мрак. То они ночные, то группой грохочут невдалеке орудия. В ответ раздаются характерные раскаты разрывающихся немецких снарядов. Некоторые из них падают довольно близко, так что стёкла в маленьких окнах избушек звенят. Некоторые перелетают дальше и рвутся на дороге. Слышны очереди пулемётной и автоматной стрельбы. Вот прогудел над головой во тьме немецкий бомбардировщик, и через минуту послышалась серия сильных взрывов. Снова задрожали стёкла. Вероятно, бомбят дорогу, по которой движутся машины со светящимися фарами.

А в нашем домике спокойно, вернее, совсем не спокойно, бушуют весёлые речи, шутки. Это группа артистов московской эстрады ужинает после концерта. Все, конечно, с удовольствием выпили, и теперь языки развязались.

Прошло пара часов, и я проводил артистов до их машины, а сам вернулся за праздничный стол.

И ни разрывы бомб и снарядов, ни гул ночных бомбардировщиков нимало не смутили никого из присутствующих. Сидели за столом столько, что потеряли 9 марта. Так прошёл у нас в этом году женский день.

А сегодня получил от Зои письмо от 11-го февраля. Как всё же тяжело приходится вам жить. И мне сразу стыдно стало за себя. Я живу, пусть рискуя каждую минуту здоровьем, жизнью, но без нужды и имею возможность праздновать так. А вы, наверное, в этот праздник скромно посидели за столом и разошлись.

Да, проклятая фашистская Германия вырвала у нас счастье, заставила нас терпеть большие лишения и страдать. Но за то, что немцы вырвали у нас счастье мирного труда, мы вырвем им глотки, мы их поганые головы оторвём напрочь. Это началось, это будет успешно закончено.

Зоя, ты обиделась на моё письмо. Мне кажется, что ты неправильно его поняла. Я никогда не допускал мысли о том, что ты пишешь одно, а делаешь другое. Возможно, я писал это о других. Но это совсем не о тебе. И было бы глупо запрещать тебе писать о своих чувствах ко мне. Для меня читать такие письма – это большая радость и наслаждение. А ты вдруг решила, что это мне неприятно. Нет, ты тут что-то спутала. Во всяком случае, я хотел бы чаще получать от тебя ласковые, полные любви письма, правдивые, честные. У меня мои письма похожи скорее на газетные статьи. Но видно у меня уже стиль такой.

Я пишу под впечатлением. А мои чувства к тебе – это уже старые зацементировавшиеся чувства, которые остались неизменными. Я люблю тебя по-прежнему и по-прежнему стремлюсь душой к вам, к тебе, моя жинка. Только не всегда пишу об этом, как я редко говорил тебе об этом.

Когда мы были вместе, я не изменился по отношению к тебе. Между прочим, новое у меня – я часто стал петь и в песнях предаваться своим думам и чувствам: когда есть такая возможность, я пою. Напишу тебе нашу фронтовую песенку.

Вьётся в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтоб услышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты теперь далеко, далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти не легко,

А до смерти четыре шага.

Пой гармоника вьюге назло,

За плутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

Эта песенка выражает и настроение, и чувства, и мы, собравшись иногда вечером, с увлечением поём её под баян.

Ну, пока хватит. Сыну спасибо за рисунки. Он очень удачно изобразил бой в воздухе и на земле. Молодец, рисует уже хорошо. Я ему послал немецкий фонарик с попутчиком – не знаю, довезет ли он. Ну, пока, всего хорошего. Привет институту.

Целую крепко всех.

Ваш папка.

Скоро напишу ещё.