Письмо

Вот он, второй день Великой годовщины, который я провожу вдали от своей семьи.

Я вспоминаю день 24-й годовщины. Мы были в Новосибирске. Стоял морозный день. Сыпал мелкий снежок, покрывая густые колонны серых шинелей и новеньких меховых шапок-ушанок. Колонны гудели, шевелились. Слышался смех, песни, дробь лихой пляски на замёрзшей земле. Потом все подтянулось и застыло. Начался митинг. Вечером новосибирцы, впитавшие в себя москвичей, разбавленные харьковчанами, смешанные с ленинградцами, сновали по магазинам и выходили оттуда вспотевшие, нагруженные всякой всячиной, довольные, спешили домой. Помню, мы были приглашены в совершенно незнакомую нам семью, где только одна девушка знала нас – четырёх друзей: меня, Должикова, Мулина и Степанова.

Праздник прошёл на славу. Мы возвращались домой перед рассветом, опираясь друг на друга, так как ноги плохо слушались нас.

Потом вспоминаются дни, когда ты была у меня. Они, эти дни, были для меня радостным праздником. Была у меня мама, Валерий, с которым мы ходили в часть, в военный городок. Вспоминаю, как он терпеливо ожидал меня за воротами штаба. Заезжала ко мне Вера.

Прошел год. Снова морозный ясный день. Это лишь третий морозный день здесь. Деревья покрылись инеем. Болота замёрзли, и осока и мох хрустят, как стеклянные под ногами.

Слышен гром боя. Грохочут пушки. Характерным ухающим звуком вырываются бомбовые взрывы. Идёт жаркий бой на земле и в воздухе, бой за право праздновать дату Великой годовщины, за ту новую жизнь, которая существует 25 лет. Жизнь покупается смертью.

Мы далеко от поля боя, но музыка его нам понятна, близка. Каждый из нас занят сейчас своим делом. В большом просторном доме, который мы перевезли в лес из деревни, у верстака работает наш слесарь – томич Ерохин. Он опиливает деталь для движка. Частенько мы вспоминаем с ним наш когда-то тихий городок. Как он сейчас выглядит?

Новосибирец – из администрации театра «Красный Факел», замечательный человек – ныне воентехник ковыряется в электрической схеме. Москвич Кузнецов, майор по званию, сверкая очками и мурлыкая басовитым голосом «Чилиту», старается поймать Москву на радиоприёмнике.

Все мы ждём результатов его попыток – мы с нетерпением жаждем услышать приказ товарища Сталина! Мы уверены, что приказ, словно прожектором осветит нам путь вперёд.

Я пишу письмо. У ног моих крутится хорошенький серенький котёнок. Он сегодня так наелся мяса, что стал круглым.

Вчера вечером с 9 часов был на торжественном заседании. В большой избушке в деревне собрались красноармейцы и командиры. На стенах – показатели соревнования, стенгазеты, лозунги. Стол накрыт кумачом. Отливает золотом знамя.

«Мы знаем – наш путь к победе тяжёл, но мы по нему идём и придём, несмотря на трудности, к нашей цели. Враг будет разбит, победа будет за нами» – звучали слова доклада.

Под прекрасный аккомпанемент баяна прошёл замечательный монтаж из боевых песен, праздничных лозунгов, пламенных стихов, поставленный нашими товарищами.

Возвращался домой морозной ночью. Тёмные фигуры патрулей неожиданно появились на дороге, тихо спрашивая пропуск, держа наготове автомат. Звёздное небо мерцало, но там не было тишины ночи. Оно гудело гулом невидимых авиамоторов. На горизонте шарили небо бледные столбы прожекторов, вспыхивали огромные багровые всплески огня, а потом доносился приглушенный расстоянием грохот взрыва. Это наши тяжёлые ночные бомбардировщики сбрасывали на головы непрошеных «гостей» праздничную «закуску» с огоньком.

Мороз пощипывал уши, я не одел шапку, а шёл в фуражке. Пришёл домой в 3 часа утра. Ребята ещё не спали. Решили попить чайку вместе. Вспомнили, что в это время в «гражданке», то есть дома, наверняка кое-кто спал бы уже либо под столом, либо где-нибудь в клубе, закончив наконец запоздавшее оборудование к празднику.

Я получил от ребят затерянные было ими письма. Одно было от Петра. Пишет, что жив и здоров. Второе из дома. Зоя пишет о своём горе – о смерти мамаши. Письмо и на меня навеяло грусть. Да, безжалостная смерть не прекращает ни на миг своей работы. Уходят родные, знакомые навсегда и, если я вернусь, не увижу больше их. Грустно, но таков закон природы.

Пришёл ещё один товарищ – орденоносец. Взял гитару и запел приятным грудным голосом «через рощи шумные и поля зелёные...». Ему один за другим сначала тихо, а потом смелее стали подпевать, и вот уже гремит хор. А у меня ещё много работы на сегодня. Напишу письма и займусь своими делами. Так в труде пройдёт этот день. И всё же какое-то внутреннее приподнятое, торжественно-праздничное настроение наполняет всех.

Мы уже получили тёплую одежду, и вы мне ничего не присылайте. Не нужно. У меня тёплого белья больше, чем нужно. Зоя пишет, что хочет уходить из института. Нужно иметь в виду – сохранение за собой квартиры, чтобы зимой не перекочевывать с места на место. Во всяком случае, если даже уйдёшь из института, квартира должна остаться за мной, за вами.

Да, 5-го мне позвонили из штаба: «Товарищ Савкин, разрешите вас поздравить с присвоением звания майора». 6-го слегка «обмыли» новое звание – выпили грамм по 200. На этом выпивка закончилась. Это – не прошлый год.

Ну, пока всё. Письмо получилось «выходное», не рабочее. Ну, будьте здоровы. Желаю успеха во всех делах.

От Валерочки жду стихов. Его письмо читал своим товарищам – всем очень понравилось. Сказали: «Молодец Ваш сын, такой маленький и такой способный».

Целую крепко всех. Привет институту. Ваш Миша.