Письмо

Добрый день!

Дорогие мама, Зоя, Вера, Валерочка. Привет Симе с семейством и всем нашим родным и знакомым. Вчера вернулись из небольшой командировки, получил от вас письмо. Рад, что все вы здоровы и чувствуете себя немного лучше. Значит, эту зиму вы до некоторой степени будете обеспечены своими овощами, а это очень много значит. И нужно ещё подкупить, сколько возможно – только цены всё ещё остаются у вас дикими. Я думал, что к осени картофель будет 20–30 руб. ведро, а он по-прежнему ещё дорог. Покупаете ли вы молоко, как я вам наказывал? Нужно питаться как можно лучше, так как работать вам приходится очень много.

Мой милый Валерочка стал, оказывается, много лучше. Мне очень приятно читать строчки письма, где вы пишите, что он начинает привыкать к труду. Нужно это развивать в нём сильнее. Пусть его маленький труд, его маленькие обязанности входят в его привычку. Память ему тоже необходимо развивать, заставляя вспоминать его самого, не торопясь подсказывать. Да и учить его уже надо начинать Хорошо бы, чтобы вместе с русскими буквами он изучал либо немецкий, либо английский алфавит, но только для этого нужно правильно алфавит ему подавать - не искажая звука, иначе он никогда не научится правильно говорить на этом языке.

Теперь о помощи вам – нужно не стесняться просить об этом институт и Я.А., когда нужно. Во время войны только взаимная помощь облегчает и труд, и жизнь. Но при этом не следует забывать, что у каждого очень много забот и, естественно, он поможет вам не всегда сразу. Во всяком случае, я пока не теряю надежду на помощь института. Я писал несколько писем К.Н. Шмаргунову – правда, не просил о помощи. Но этими деловыми письмами я всё же напоминал о своём существовании. Кстати, Зоя должна читать мои письма внимательно и отвечать мне на все вопросы, которые я там задаю. Возможно, что с первого взгляда кое-что и ускользает от внимания. А я там иногда ставил очень важные вопросы, на которые мне необходимо отвечать. Тогда мне будет легче действовать, изыскивая помощь вам. Я надеюсь, что письма мои вы получаете все.

Между прочим, нужно нам начать нумеровать письма – скажем с 1 ноября, это даст возможность контролировать нашу переписку. Пишите, что знаете о Шуре, я от неё давно не получал писем. Быть может, она уже на фронте тоже. На нашем фронте, оказывается, работает по своей специальности проф. Кессеник – мне ещё не удалось его повидать, но ребята его видели. Он сейчас заправляет делом в масштабе фронта.

Я живу и работаю по-старому. Наступила осень – кругом грязь, вода сверху и снизу. Живём в сухом и тёплом доме в лесу, так что нам это не страшно, пока не вылезаешь на улицу. Лениво погромыхивает артиллерия. Иногда задрожат стёкла от далекого залпа батареи да прогудит самолёт за облаками. После яростного натиска в течение нескольких дней немцы, захлебнувшись в собственной крови, осели и активности не проявляют.

Надо сказать, наломали за эти дни танков и самолётов с крестами столько, что немцы только ахнули. А потери живой силы у них огромны. Вот этим-то и объясняется их «спокойствие». Успеют ли они опомниться до зимы после этого «наступления» – неизвестно. А зимы немцы боятся, как чёрт ладана. Их так вытрясли за лето, что в зиму они вступают ошарашенными, потрёпанными, без всяких розовых надежд. Достаточно сказать, что на самолётах немцы стали устанавливать трещётки. Это в целях экономии патронов. Налетят, потрещат, иногда постреляют, и получается видимость большого огня. Не от хорошей жизни стали прибегать они к трещёткам.

Надо полагать, что скоро настанет то время, которого ждёт весь мир, – войска союзников ударят в тыл немцам и тогда подточенная со всех сторон уродливая германская военная машина рухнет под общим ударом Красной Армии и союзных войск. А там – напряженный, но мирный труд, встреча со своими семьями, друзьями.

Это время недалеко, и мы сделаем всё для того, чтобы его приблизить. Ну, пока заканчиваю. Почтальон ждёт – идёт на почту. Я спокоен за прочность своей семьи. Надо только, чтобы вы были здоровы.

Крепко целую всех, Ваш Миша.