Письмо

Добрый день, мама, Зоя, Валерочка, Вера, Сима и все родные. Привет друзьям и знакомым в институте и в городе. Пишу из нового места – настоящего госпиталя, где я должен окончательно залечить рану и тогда уже ехать в свою часть. Как иногда складываются интересно и неожиданно события. В предыдущем письме я вам писал, что к нам в хату «палату» полевого госпиталя привезли обгоревшего лётчика. Я, как один из самых здоровых, старался помогать чем мог товарищам по «палате», лишённым возможности передвигаться. То же я стал делать и в отношении летчика. Во-первых, я указал ему на самый верный способ лечения ожогов с тем, чтобы он потребовал его от врачей. Однако его стали лечить не так, а по-своему. В результате у него получилось гнойное воспаление лица. Я предложил ему принимать стрептоцид, который у меня оказался под рукой. Ему сразу стало легче. Затем я нажал на врачей, и они выписали ему это лекарство для систематического приёма. Сколько благодарности он высказал мне. И вот – настало время отправки в тыл, тяжелобольных также отправили на аэродром. Здесь, когда узнали, что есть больной лётчик, немедленно вызвали специальный самолёт для него. А он настоял на том, чтобы вместе с ним отправили и меня. И вот я забрался в кабину самолёта. Загудел мотор, и через пару минут совершенно незаметно мы оторвались от земли и стали набирать высоту.

Какие красивые виды открывались с самолёта. Огромные зелёные моря лесов, рассечённые извилистыми жёлтыми линиями дорог или запятнанные причудливыми очертаниями голубеющих озёр. Иногда под нами проплывали, словно игрушечные, деревеньки или блестели, словно выточенные из белого мрамора, заострённые купола церквей и монастырей, разбросанных по берегам озёр или среди лесных массивов. Я наслаждался никогда невиданным зрелищем, забыв о войне, о госпитале, обо всём. Тугие струи воздуха, завихряясь, били сзади в спину, и именно плотная масса этих воздушных струй чувствовалась настолько, что казалось, из этих тугих струй можно связать узел.

Мы летели уже около двух часов, когда далеко сбоку, двигаясь навстречу, параллельно нашему курсу показался немецкий бомбардировщик. Он летел высоко, опасаясь наших зениток. Но вот он заметил наш самолёт. Повернувшись на 90 градусов, он пошёл наперерез нашему курсу, чтобы сзади напасть на нас. Между мной и лётчиком сидел обожженный лётчик. Ни тот, ни другой не видели немца. Я хотел крикнуть, но голос мой потонул в рёве мотора, тогда я высунулся из кабины и, преодолевая бешеный поток воздуха, дотянулся рукой до пилота. Он оглянулся и сразу понял, в чём дело. Самолёт быстро провалился вниз. Немецкий бомбардировщик сразу же потерял наш зелёный самолёт на фоне зеленого лесного массива, и через несколько минут повернул обратно – видно, летел домой. Ровно через два часа мы сели на площадке возле небольшого посёлка, выросшего около маленькой железнодорожной станции. Через несколько минут подошла прекрасно оборудованная санитарная машина и доставила нас в госпиталь. Здесь уже все на положении больных. Если там, в полевом госпитале, все, кто имел здоровые ноги, могли гулять по лесу, по берегу, то здесь мы все одеты по больничному и занимаемся только тем, что поглощаем прекрасную пищу, читаем газеты, книги и спим. Ведь раненые – это не больные. Вот я, например, совершенно здоров и только повязка на левой руке напоминает, что под ней ещё зарастают разрезы, растёт «мясо». Между прочим, я только сейчас узнал, что мышцы под кожей почти не болят, когда их трогают. И мои раны совершенно не болят. Зарастать же будут, наверное, дней 10–15. Перевязка делается через 5 дней. За это время уже вырастает слой ткани и замена повязки происходит безболезненно. Рука работает почти нормально. Единственно, что ещё не могу полностью сделать, это целиком разогнуть руку в локте, так как разрез на мышце ещё не зарос. В общем, отдыхаю и поправляюсь. Чувствую себя хорошо. Письма ваши теперь будут скапливаться в полку до моего приезда. Писать в госпиталь вам не имеет смысла, так как пока дойдёт моё письмо с адресом, да вам ответ – я успею выписаться и уехать снова в полк. Да, не помню, писал ли я вам, какой величины осколок достали у меня из руки. Попробую нарисовать, вернее сделаю оттиск, так как он у меня сохранился.

Получил от Петра второе письмо. Жив и здоров.

Пишет мне, что ему Мария писала о том, что я редко стал писать домой. Я уже писал вам – почему. Да, кажется, больше 8–10 дней промежутков между письмами не было. Возможно, это не все письма вы получили. От вас я получил за месяц тоже только два письма.

Ну, пока всё. Желаю хорошенько отдохнуть летом (маме с Валерием – у Дуни, Зое в доме отдыха, Вере – в Алма-Ате), а осенью, надеюсь, и я буду дома.

Целую крепко всех.

Ваш Миша.