Письмо

Добрый день, мои дорогие!

Как всегда, я начну письмо с того, что давно не писал. Причины были к этому – переезд на новое место, отсутствие чего-либо интеесного, да и довольно загружено было время. А вот сейчас имею и много времени и уже есть, о чём написать. Во-первых, не могу не упомянуть об исключительно прекрасном уголке природы, где мы расположились. Густой сосняк. Столетние сосны, словно специально посажены на крутом обрывистом берегу реки. Там внизу, метрах в 100–150, течёт извилистая красивейшая река, и вид на нее в обе стороны от нашего местечка изумителен. По обрыву, цепляясь за выступы, растут кусты лозы, осины, орешника и в них по вечерам и целыми ночами заливаются трелью соловьи. Другой берег пологий, покрыт зелёным бархатом весенних всходов. Кажется, этот уголок земли – олицетворение мира в природе, мирного труда. Но невысокие склоны того берега буреют линиями окопов, огненных точек, противотанковых препятствий. Это след войны.

И наше местечко, радующее нас красой природы, с точки зрения гражданской, тоже не особенно веселое – это кладбище. Но для нас это совершенно безразлично. И сгруппировавшиеся, словно потеснившиеся, уступая места машинам, людям разноцветные кусты в одном уголке этого прекрасного местечка природы нимало не смущают нас. Силой наливается тело под лучами весеннего солнца на лоне такой прекрасной природы. Энергичнее, живее идёт работа, хочется делать всё больше и больше. Но вот погода ясная, тёплая, ласковая сменилась внезапно затянувшимися дождями. Размокли дороги, всюду грязь и сырость. И – аналогия и в жизни – 24 мая утром поехали мы, группа командиров и несколько красноармейцев, в одно из соседних сёл по нашим делам. Мой коллега по работе сел в кабину рядом с шофёром, а я сел в кузов. Выползли кое-как на грязную гору, проехали деревушку, мирно беседуя о предстоящих встречах, и вдруг – быстро приближающиеся выстрелы или взрывы.

Мгновение и один из взрывов произошёл прямо в машине над головой у меня.

Машина встала. Я, быстро ощупав голову, посмотрел на руки – всё в порядке. Вижу, что из кабинки уже выпрыгнул Русановский и упал в канаву. Из кузова тоже стали выпрыгивать люди. Выпрыгнул и я, и все мы кто где залегли в канаве, идущей вдоль дороги. Только тут я увидел удаляющийся от нас фашистский самолёт. Опасаясь, что он вернётся, мы ещё плотнее прильнули к земле. Я глянул на машину. Через открытую дверцу кабины я увидел свалившегося на бок нашего самого лучшего шофера. Кровь лилась ручьём из его шеи. В кузове, откинувшись назад, сидел наш красноармеец с окровавленным лицом. Оба были мертвы. Когда мы убедились, что самолёт улетел, поднялись. С трудом встал Русановский. Оказалось, что он ранен осколком в живот, ногу и руку. Подхватив его с одним из красноармейцев, оставшимся совершенно невредимым, я дотащил его до ближайшего оврага и там уложил на шинель, стал делать перевязку.

Завязав раны, я вдруг почувствовал, что левая рука у меня что-то побаливать начинает. На проверку снял шинель, гимнастерку. На нижней рубашке против левого плеча – кровь. Оказалось, маленький осколок величиной со спичку по длине и несколько потолще пробил мякоть плеча и остался в руке. Не стану описывать всего. Вечером я пришёл в госпиталь после того, как сделал всё необходимое в своей части, так как ранение очень лёгкое. Сразу лёг на операционный стол и через несколько минут хирург отдал мне этот самый злополучный кусочек железа, заставивший меня на несколько дней забраться в полевой госпиталь. Надеюсь, что через 5–10 дней я уже буду снова целым на 100%. А вот Русановский, возможно, уедет в тыл, быть может в Томск. Было бы неплохо, тогда он смог бы рассказать вам всю нашу жизнь – мы с ним работали с самой отправки на фронт. Да, что же произошло с нами? (Мало бумаги, чёрт возьми, придётся доставать у ребят ещё).

Писать неначем. Так вот, оказалось: нас обстрелял из автоматической пушки немецкий истребитель, вынырнувший с выключенным мотором из-за облаков, и трусливо удравший после своего разбоя. Ну, на эом пока конец, напишу еще, когда будет на чём.

Жив и почти здоров ваш Миша.